ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ...

Детский фонд пересекает черту своего десятилетия.

Много это или мало — можно будет разглядеть из будущего, которое стало таким неопределенным, неочевидным, что перо невольно спотыкается, останавливаясь: увы, будущее нам невидимо, незримо, непонятно так, как никогда прежде не было...

Причин тому множество, и первая из них — государственная неопределенность. Где мы вдруг оказались? Что правит нашей жизнью? Как найти выход тем, кто не по своей воле оказался не в голове, а в хвосте общества, не умея себя защитить, не зная, на кого опереться? Прожив много лет под патронажем, а часто — давлением государства, освободившись от этой опеки, не только мы растерялись, само государство, кажется, остановилось, опустив руки. Ведь те, кто оказался чемпионом, победил в скоростном беге за нефтью или имуществом, еще не есть все общество и все государство.

Однако какая связь всего этого с Детским фондом или Фонда со всем этим?

Увы, прямая. Самая беззащитная часть общества — дети и старики. Не буду даже прикасаться к теме старости, которая в иных странах, все выкупив и за все заплатив своей жизнью и делом, обретается лучше молодости, а у нас — опять впадая в зависимость детства.

Впрочем, размышляя о детстве, надо признать уже утвердившееся — как быстро это случилось! — социальное неравенство в его мире. Трагично это или нет, покажет будущее, однако центростремительность нашего отечества, которому, как любой непомерной тяжести, долго раскручиваясь, немыслимо трудно будет и останавливаться, приходить в себя, обретать стабильность, расслоила мир детей в такой неверной пропорции, что поправить это станет почти немыслимым.

Какие бы аргументы ни приводились в пользу социальных издержек развития новой России — а убедительных-то нет! — сто тысяч сирот каждый год, почти четыре миллиона беспризорников, дети-беженцы и жертвы военных столкновений внутри мирной когда-то страны — этот обвал, эта тяжесть — моральная, материальная — обязательно скажутся на всем ходе российского развития, российской истории, которая еще даже и не зрима нам, но беды которой вполне предсказуемы.

К сожалению, как это часто бывало и прежде, предсказуемость эту, вытекающую из нынешнего положения детства, никто не ищет, и, самое главное, никто даже не мыслит скорректировать ход дальнейшего развития с учетом этих, столь очевидных, привходящих фактов.

Эта преамбула, это вроде бы отступление — суть моих тревог и, пожалуй, главный мотив того, почему я стремился к созданию Детского фонда, как строилась его работа, почему он подвергался дискредитации и отчего все

же ему не просто удается выстоять, выжить, но и нести собою общественно важную идею — идею спасения детства, пусть скромными по нынешним временам способами, малыми средствами, не самыми большими достижениями.

Развал всякого государства приводит к разрушению общественных структур, и это падение будет продолжаться до тех пор, пока власть не станет инициатором объединяющей нацию идеи, цели, смысла.

Так что Детский фонд, созданный в 1987 году, оказался на краю ойкумены. Сделав много полезного, строившегося на понимании идеи охранения детства, Фонд оказался на скользкой наклонной плоскости, по которой, то немножко притормаживая, то ускоряя трудно остановимое движение вниз, катится весь наш, когда-то бывший стабильным и надежным, мир.

Передел собственности и имущества порождает нищету, но российский мир так непредсказуем, столь трудно поддается расчету, — ой, мудры слова Ф. Тютчева: «Умом Россию не понять», — что социальная возгонка, небывалый по своим темпам новый эксперимент в трудной стране, обернется тяжелейшими муками.

История Фонда — такая вроде бы еще короткая — это история русской любви и нерусской ненависти, отечественной зависти и почти что мадридских ударов ножом.

И все же наша новейшая жизнь — это труд небольшой, но надежной артели старателей, которые по крупинке, по песчинке выискивали и выискивают золото народного добросердечия, любви, самоотверженности.

Все, что сделал и делает Детский фонд и, по счастью, не только в Москве, — это строки истории нашей несчастной страны — ее лучших и худших качеств. Ибо что бы мы ни говорили и ни делали во славу, к примеру, семейных детских домов или рыцарей детских печалей, вроде покойных ныне лидеров Фонда Хлебушкиной и Католикова, — они же ведь искупали своей жизнью грехи других, имена которых нам не известны.

Эта книга о Фонде построена в виде новых глав, написанных специально и как бы обозначающих какие-то вехи нашей жизни.

Между ними — тексты моих публикаций на тему нашей, если так можно выразиться, боли.

Статьи, интервью, выступления, письма в защиту детства — это свидетельства своего времени; кое-что покажется уже устаревшим сегодня, но десять лет истории Фонда — есть продолжение и развитие первоначальной идеи в предложенных обстоятельствах.

Пусть она не до конца востребована сегодня. Даже не во всем понята. Больше того, кем-то отвергнута.

Придет, я уверен, время, когда даже то, что мы не успели, но замыслили, понадобится людям, тем новым и светлым людям, что, пройдя искушения, известные и нам, подхватят и продолжат то, что мучило нас, не давало нам спокойно жить.

Мы работаем, испытывая сопротивление материала. Верю, что будущим станет легче и они выполнят и свои, и наши обязательства, не вопреки, а благодаря...