МЫ И НАШИ ДЕТИ
Как же мы растем? Умножаются ли выбранные нами приоритеты на скорость движения и качество исполнения, что и составляет в конечном счете продуктивный результат? Совпадают ли наши первоначальные намерения с реальной действительностью или входят в противоречие с ней? К каким далям плывем мы, оттолкнувшись от берега? Правильно ли распределяем силы? И не похожи ли на Дон Кихота, воюющего с ветряными мельницами?
Учреждая Детский фонд, мы сказали немало горьких слов о нравственном состоянии общества. В стране больше миллиона сирот, многие из которых — при живых родителях. Рушатся семьи, и 700 тысяч детей каждый год остаются с матерью или отцом. Интернаты и детдома в массе своей запущены.
Судьбы детей волнуют их самых близких людей — родителей, родню — очень невсерьез и как-то формально, что ли: какую отметку получил, что натворил, поступил или не поступил в институт, а что на душе у отпрыска, какой он становится личностью — это дело десятое и для семьи, и для школы. Исключения, конечно, есть всегда, но речь-то, увы, о массе. Дети-инвалиды: одиночество, соединенное с житейскими неустройствами. Дети-правонарушители: многотысячная стая, отвергнутая от нормального общежития с младых ногтей — а может, уже и когтей?
Как расширилось наше знание с тех пор? Что нового прибавилось? Как вписываемся мы в молекулярную сетку социального устройства и неустройства? Нужны ли мы, Детский фонд, организация взрослых защитников детства, самим детям да и народу?
Отвечу сразу на этот, может быть, наиглавнейший вопрос. Создавая союзную структуру фонда, бывая на конференциях, слушая, о чем и как говорят люди, читая обильную почту, спускаясь все ниже по социальной лестнице общества — в детский дом, дом ребенка, интернат для умственно неполноценных детей, в больницу, идя навстречу маленькому бродяге или преступнику, наркоману или шестилетнему алкоголику, мы все сообща не раз и не десять мучительно задумывались над историческим парадоксом: почему же, почему Детский фонд имени В. И. Ленина, учрежденный как действенный памятник вождю в 1924 году, в 1938 году был разрушен?
Скорее всего, в ту тяжелую пору это событие не привлекло к себе внимания. Тогда говорилось, что с беспризорничеством покончено, что фонд выполнил свои задачи, к тому же обнаружились какие-то финансовые непорядки, — долго ли убедить общественное мнение в ненужности сборщика хоть и добровольных, а податей?
Все как будто сговорились начисто позабыть о том, что милосердие нужно не только тем, кому помогают, но и тем, кто помогает. О том, что нравы в любом обществе надобно умягчать всечасно — это достоинство человечности. О том, что государство и общество — это не одно и то же и что обществу надо предоставить возможность создавать свои моральные и материальное ценности. Что дети принадлежат не только семье и государству, что есть еще такие сферы, как доброта и злоба прохожего, мораль улицы, столь не похожая на образцово-школьную, академия подворотен и высшее образование сердца, велением которого малыш находит в себе желание перевести через улицу слепого или старуху. В ту пору даже на детскую моду упала страшная колодка не столь легпромовского, сколь политического кроя: мундир с глухим воротником и галифе с сапогами, — чтоб, видно, поглубже запахнуть и душу, и доброе сердце.
Общественный корабль несло сквозь исторические бури, сквозь долгие этапы и краткие отрезки, громогласно закрытыми письмами свергали идолов и горько раскаивались в тяжких ошибках, — одно лишь детство оставалось осиянным над всеми бедами взрослого мира, будто оно не имело никаких соприкосновений с бренной грязью вседневной жизни. Портрет Сталина с маленькой Мамлакат, героиней хлопковой страды, увенчанной высшим орденом, — этот тридцатилетний символ счастливого детства на фоне сторожевых вышек, за которые упрятаны отцы и матери таких, как эта девочка, уже не висел на стенах школьных коридоров и детсадовских групп. Но что изменилось? Место лицемерной лжи заняло лицемерие в другой упаковке: девочка с голубем мира, ах!.. Будто дитя, неспособное оборонить себя, и в самом деле способно защитить мир. Детство превратили в символ беспечальности, и это превращение было постыдно ложным.
В делах хозяйства, в сфере теории, генетики и кибернетики, в области продовольственной, за театральными кулисами совершалось многомучительное, с отступами, отделение подлинного от мнимого, очищение правдой, пусть и горькой, и лишь в общественном взгляде на детство по-прежнему блуждала блаженная улыбка самообмана — дескать, уж где-где, а тут-то у нас полный порядок.
Новое время наконец-то расковывает наше знание. И все же должен заметить, что мы и посейчас не знаем полной правды о детях и детстве. Причина очень проста — или закрытость статистики, или тайная ее ведомственность, или простое наше недомыслие, элементарная узколобость, граничащая, впрочем, порой с преступностью. Чтобы получить ответы, надо, как минимум, задать вопросы. Но если мы вопросов не задаем, если не знаем, как и что спросить, — это признак, простите, нравственной, социальной, а то и государственной незрелости и отсталости.
Например, опубликовав впервые данные о младенческой смертности, которая выводит нас в позорное среди развитых стран лидерство, мы пока не обнародовали полной структуры детской смертности — не только детей до одного года, но вообще всех ребят. Мы только начали говорить о детских самоубийствах и не имеем на сей трагический счет ни единой статистической выкладки — нет их! В ведущих странах мира этой горькой боли посвящены сотни исследований, существуют выводы, рекомендации семье и воспитателям, а мы по-прежнему рассматриваем реально существующую боль на уровне газетнообывательских ахов и охов. Пора опубликовать данные о детях, находящихся в заключении, — может быть, хоть это ужаснет народ, заставит спохватиться и родителей, и законодателей.
Надо бы составить эколого-патологическую карту СССР, обозначив ярко-красным цветом места, представляющие особую опасность для детей выбросами вредных производств разных отраслей промышленности, зоны повышенной радиации, территории, где человек — лишь средство для осуществления хозяйственной деятельности, причем, это подтверждено исследованиями.
Мне кажется, не настала еще пора успокое ния после чернобыльской трагедии, наоборот, ее последствия вошли в самую опасную, незримую, зону. Лишь через 5—10 лет станут очевидны последствия облучения, и мы узнаем подлинную цену катастрофы. При условии, конечно, что результаты, как бы они ни были печальны, не станут искусственно рассеяны и умышленно лживо истолкованы. Вот почему нам, Детскому фонду, надо срочно приступить к осуществлению многолетней комплексной социально-нравственной и медицинской программы «Дети Чернобыля». Причем, программа эта задевает не только Украину и Белоруссию, она должна быть всесоюзной, потому что дети разъезжаются по всей стране и у нас есть печальные свидетельства того, что они не верят в свою будущность.
Долг фонда состоит в том, чтобы разыскать каждого такого ребенка, осуществить вместе с медиками долголетний и непрерывный медицинский контроль, а главное, создать систему моральной реабилитации этих ребят. Как мы знаем, при переезде с места на место медицинские документы обычно не передаются. В положении, о котором идет речь, надо бы создать на каждого ребенка особого цвета медицинское досье, помеченное не пугающе, а, например, эмблемой Детского фонда, и учредить новую технологию движения медицинской карты вслед за человеком на протяжении всей его последующей жизни. Может быть, это и есть одна из элементарных, но полезных форм и общественного милосердия, и просто здравого смысла.
Но вернемся к мысли: на какой уровень знания о детстве углубились мы за год своего существования?
Начнем прежде всего с жизни, со здоровья ребенка — начала всех начал.
Психиатрия. 1 миллион 185 тысяч детей страдают психическими заболеваниями, многие в так называемом пограничном состоянии. Для сведения: всего в стране на учете у психиатров 5,5 миллиона человек против 2,8 миллиона в 1970 году. В эти цифры входит и умственная отсталость.
Чем мы и благотворительность можем помочь этой беде? Надо всемерно расширять сеть специальных дошкольных и школьных учреждений для детей с пограничным состоянием, ни в коем случае не смешивая их с тяжелыми больными, стремиться к социальной и медицинской реабилитации, привлекая родителей и возвращая такого ребенка в семью.
Летом 1988 года сбежал из психиатрического интерната и обратился в Детский фонд молодой человек 29 лет. Какая же бездна гнусности открылась нам! Сергей, назовем его так, — полный сирота. В пять лет его усыновили двое москвичей. Сделали это, как выяснилось, с корыстными целями, чтобы получить на троих двухкомнатную квартиру — двоим ее не давали. Добившись расширения жилья, мальчика сдали в психиатрическую больницу. Через некоторое время врачи его вернули, дав заключение, что ребенок вполне здоров. Однако в те времена даже самого факта пребывания в таком заведении, подтвержденного, конечно же, бумажкой, было достаточно, чтобы сдать ребенка психиатрам еще раз и еще. Вот трагический итог беспредельной подлости: из 29 лет своей жизни 23 года Сергей провел в психушке. У него нет крыши над головой. Нет профессии. Что ему остается? Выходить с кистенем на дорогу?
Мы сейчас заняты его судьбой. И сразу возникло несколько предложений. Во-первых, создать группу независимых психиатров при фонде, которая бы имела право на решающее медицинское заключение. Во-вторых, провести всесоюзный анализ деятельности медико-педагогических комиссий, изменить их состав, непременно включив в каждую представителя Детского фонда. В-третьих, приступить к строительству жилых домов или оплачивать первые взносы в жилищный кооператив людям с такой судьбой. Идеи эти вносятся на ваше, товарищи, и самое широкое народное обсуждение.
Онкология. Каждый год умирают от злокачественных новообразований 6 тысяч детей, а выявляется около 5 тысяч. Последняя статистика, увы, за 1984 год, такова: 2279 детей — солидные опухоли, 2468 — злокачественные заболевания крови.
Я намеренно сух. Надо удержаться от эмоций, ибо в разговоре о такой беде эмоции могут носить только один, взрывной характер. Особенно когда узнаешь, что вместо расчетных 3,5 тысячи больничных мест для таких детей по всей стране у нас их всего 780. Что, имея злокачественные заболевания и будучи обреченными, смогли все же прожить благодаря помощи, любви и медицине еще 5 лет в целом по стране — 14,7% детей, в Москве — 26,9%, но в Азербайджане только — 4,4%. Подумайте только: жизнь обреченного ребенка можно продлить на 5 лет, и мы пренебрегаем этим из чувства превратно толкуемых медицинских приоритетов.
Какова благотворительная программа? Во-первых, надо поднять широкое общественное мнение, требующее незамедлительного создания 3500 больничных мест для этих детей во всех территориях. Вот где требуется голос прессы, слово телевидения. Мы ведь с вами и есть общественность, хватит оборачиваться, искать чьей-то влиятельной поддержки в защите интересов таких детей, в нравственном представительстве такой боли. Нельзя растягивать надолго решение этой проблемы. Следует создать эти места за год-два. Создание недостающих онкокоек — дело государства. Эта боль настолько вопиет, что даже как-то неловко фонду предлагать свои средства. Как нам представляется, мораль может быть неправедно опрокинута, если мы создадим недостающие места за наши деньги.
Но вот кому может помочь благотворительность, так это самим детям. По аналогии с американским опытом предлагается создать общественные группы помощи больным детям во всех онкологических стационарах.
Скажу откровенно: от нас здесь потребуется мужественная, трудная и бесслезная доброта. Надо, чтобы в эти группы вошли педагоги-художники для организации занятий по рисованию и лепке, библиотекари-чтецы, артисты-кукольники, учителя, психологи. Дело для общества совершенно новое, ведь раньше мы боялись даже порог таких заведений переступить, заглянуть в глаза таким детям. Это и сейчас будет непросто. Но это нужно. Одно следует оговорить: речь идет о создании совершенно нового рода педагогики — педагогики трагизма. По существу, мы говорим о том, чтобы помочь ребенку в безысходном положении, скрасить его последние годы и дни. Конечно, это серьезная задача для профессиональной педагогики, и мы надеемся, Институт детства фонда и АПН СССР, который создается, всерьез займется таким непростым направлением исследований и практической помощью. Однако это не исключает, напротив, подтверждает необходимость общественных усилий. Наша способность к милосердию здесь проявится с особой очевидностью. Если хотите, этот проект для Детского фонда — тест на милосердность, как, впрочем, и для всего нашего общества.
Дефекты физического развития. Лев Толстой говорил о непохожести несчастливых семей. Увы, в наше время даже трагедийность, ее характер становится типовой. Вот в благополучной вроде семье рождается ребенок-инвалид. Сначала замешательство, слезы, желание помочь, потом понимание безысходности, осознание, что крест надо нести до конца. Исход: разлом или семьи, или морали может происходить скоро или замедленно, но он неизбежно или почти неизбежно совершается. Не выдержав тягот, уходит из семьи муж и отец. И женщина, выбиваясь из сил, одна тащит свой крест — все меньше у нее друзей, ведь ей требуется бесконечная помощь, пенсия на ребенка мала, мать вынуждена бросить работу или сменить свою профессию на менее престижную, скажем, из инженеров перейти в дворники, потому что это рядом с домом и ребенком, и мы можем уверенно констатировать нравственное и социальное предательство общества. Вместо того чтобы оказать такой семье особую помощь, поступить милосердно и в нравственном, и в экономическом смысле, мы обрекаем такую женщину на социальное одиночество, отторгаем ее от общей жизни, подталкиваем к элементарно подлой мысли: а ты не страдай, не бейся, не лишайся профессии и мужа — сдай лишь своего ребенка в заведение Минсобеса.
Не надо обладать знанием экономических теорий, чтобы сосчитать: содержание ребенка-инвалида в государственном заведении обходится казне во много крат дороже, чем значительное увеличение пособия по инвалидности. Что же касается уценки морали — то она очевидна. Мы будто специально подталкиваем семью к отторжению от себя маленького инвалида.
Могут возразить, что государство не в силах сегодня разрубить этот мертвый узел. На этот счет можно было бы внести такие предложения:
Верховному Совету СССР, ЦК партии и Совету Министров СССР часть средств от сокращения военных программ направить, особо подчеркнув это, детям-инвалидам и инвалидам детства;
всему народу, всем предприятиям, колхозам, институтам, учреждениям в День защиты детей, 1 июня, постоянно проводить еще один всесоюзный субботник или день труда, передавая все заработанные средства Детскому фонду прежде всего для помощи семьям, где воспитываются дети-инвалиды, как, впрочем, и на другие цели фонда;
обязать предприятия предоставлять 3 процента мест инвалидам, организовав при этом специальные трудовые занятия для их профессиональной подготовки; в случае, если эти 3 процента не заполнены, предприятия должны отчислять в собес или Детский фонд суммы в размере средней зарплаты работников, занимающих эти 3 процента рабочих мест, а фонд и собес на эти средства создают свои рабочие места для инвалидов с детства — такая практика существует в Австрии.
Эти предложения очень важны, может быть, решающи для страдающих семей, для детей, которые вошли в этот мир инвалидами и неповинны в своей беде. Собственно, перестройки, переосмысления требует не только экономика, государственная структура, но и общественная мораль. В социальной и нравственной модели страны заметны очевидные перекосы. Справедливо предлагая предприятиям принять на себя ответственность за социальное обустройство его работников и таким образом освобождая его от общечеловеческих, гуманистических тревог, мы создали предпосылки для группового эгоизма, который становится тревожной явью. Худо будет, если процветающие индустриальные оазисы разделят детей на своих и ничьих. Ведь в эти ничьи попадут маленькие инвалиды. А у нас один миллион детей с нарушениями слуха, нуждающихся в специальном обучении, 35 000 маленьких инвалидов по зрению — кстати, увеличение зрительной нагрузки в три раза за десять школьных лет прибавляет число детей с ухудшившимся зрением.
Маленьких инвалидов с психоневрологической патологией, а эта формула объединяет ребят с детским церебральным параличом, нарушениями речи и подобными тяжелыми заболеваниями, чудовищно много — 43 на каждую 1000; патология опорно-двигательного аппарата — 24 на 1000. Арифметика абсолютных цифр потрясает, ведь у нас 81 миллион детей.
В 1987 году в больницах лежало 15 006 миллиона детей. Вот каков статистический «расклад» детских болей. Инфекционные и паразитарные заболевания — 2 млн 137 тыс. человек, болезни органов дыхания — 7 млн 124 тыс., новообразования — 90 455, болезни эндокринной системы, расстройства органов пищеварения, нарушения обмена веществ и иммунитета — 35 464, крови и кроветворных органов — 111 093, психические расстройства — 204 885, болезни нервной системы и органов чувств — 778 750, системы кровообращения — 153 396, органов пищеварения — 1,387 млн., мочеполовой системы — 483 716, кожи и подкожной клетчатки — 529 344, костно-мышечной системы и соединительной ткани — 149 238, травмы и отравления — 858 100, врожденные аномалии — 275 256, отдельные состояния, возникающие в перинатальном, дородовом, периоде — 523 076, осложнения беременности, родов — 496 человек. И все это наше детство, даже роды и осложнения беременностей — это все девочки до 14 лет.
Я не извиняюсь за сухость цифр и перечислительную скуку. Ни сухой, ни скучной такая статистика быть не может. Это кровоточащие, саднящие сердце и душу итоги общенациональной беспечности. Проще всего сказать: у нас не хватает больниц и не очень-то хорошие врачи. Это, конечно, правда. Но не вся правда. А каковы мы, взрослые? Как относимся к себе, замышляя свое продолжение? Каков уровень нашей грамотности, ответственности? Как относимся мы к здоровью уже рожденных детей? Какими знаниями о здоровье своих учеников обладает учитель? Нулевыми! И, таким образом, никак не включает это знание в структуру воспитания. Как и врач ничего не знает о социальном положении, психической биографии маленького пациента. Разве, например, не родительская армия повинна в том, что уроки «Мойдодыра» Корнея Чуковского не становятся гигиенической практикой малышни, что дети не умеют чистить и не чистят зубы, не любят умываться, 80 процентов шести-семилетних детей страны имеют кариозные зубы, 50 процентов — болезни парадонта, серьезного недуга взрослых, 50 процентов аномалии прикуса.
Наконец, детская смертность. Кажется, мы впервые делаем эти цифры достоянием общественности, народа, а не одних лишь профессионалов. Эти цифры таковы. В 1987 году в стране родилось 5 миллионов 599 тысяч детей. Всего же умерло в возрасте до 14 лет — 214 тысяч 253 ребенка. Из них 142 тысячи в возрасте до одного года.
Нет, вовсе не для нагнетания страха обрушил я поток этих тяжелых цифр, не для того, чтобы возникло чувство безысходности, вовсе напротив. Прежде чем браться за что-то серьезное, надо хорошенько представить себе параметры беды. Прежде чем избирать реальную цель — обозначить наиболее уязвимые точки. Наше сегодняшнее знание о здоровье детства гораздо глубже, шире, основательнее. Оно подвело нас к единственному, безальтернативному выводу: Детский фонд не может не принять участия в борьбе за жизнь и здоровье детей. Это один из наших важнейших приоритетов.
Вот почему предлагается учредить три комплексные многолетние программы фонда. Первая — «ЖИЗНЬ РЕБЕНКА». Вторая — «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ДЕТСКОЕ ЗДОРОВЬЕ». Третья — «ПОМОЩЬ МАЛЕНЬКИМ ИНВАЛИДАМ».
Вновь и вновь хочу подчеркнуть и повторить: все эти три программы должны носить характер долговременных, углубляющихся год от года, терпеливо упорных целей Детского фонда. Рядом с одномоментными акциями и делами надо взяться за осуществление трудных многолетних, в том числе, строительных проектов. Мы должны все понять и согласиться: телегу эту не одному лишь фонду вытаскивать из болота, а наши усилия потребуют серьезных средств, решительности и постоянства.
И здесь я хочу поразмыслить о глубине наших намерений, о нашем единстве и соединении социальных, нравственных усилий и материальных средств во имя реализации значительных союзных программ, помогающих всем детям страны, и о здоровой реализации местных проектов.
Позвольте начать с того, чтобы еще раз сформулировать принцип плюрализма нашей общественной организации, находящейся в согласии с общей идеей сочетания разнородных идей и мнений.
Этот принцип — не «или — или», а «и — и».
Нам должны быть противны противопоставления, вроде: или он, или я. Не лучше ли для всякого рода позитивных усилий принцип единения: и он, и я. Глупо предаваться соблазну мнимого конфликта: или школа, или семья. Больше пользы принесет идеология содружества: и школа, и дом, хотя одна из наших целей состоит в том, чтобы возвысить ценность, приоритет и ответственность семьи за воспитание своих чад. Одно из самых сложных мест такого плюрализма — сочетание государственных и народных усилий. Кому, к примеру, строить новый детский дом — исполкому или фонду? Тут столь легко и однозначно соединительным союзом «и» не отделаешься.
Ежели работники исполкомов без особых душевных страданий оперируют обезличенными бюджетными средствами, то у активистов фонда при определении судьбы народных денег душа не единожды должна дрогнуть, ведь за каждым рублем — человеческое лицо. К тому же мы решительно заявили, что не будем подменять министерства и ведомства, но станем стремиться к созданию дополнительных, а по возможности собственных ценностей материального и морального свойства.
Как тут быть? Тем более что не успели мы встать не то что на ноги, на колени, как кто-то, в том числе крупные деятели, стали настойчиво обращаться к нам с предложениями то туда, то сюда отломить от детфондовской краюхи. Ставрополь, например, запросил 5 миллионов рублей на строительство дополнительных сооружений к бывшему Дому политпросвещения, переданному под Дворец пионеров, причем, стоимость собственно дворца оценивается в 3,1 миллиона. На крайний случай нам предлагали отдать те 40 процентов от общих сборов на счет № 707, которые перечисляются для общесоюзных проектов. Секретарь Московского райкома партии просит 250 тысяч рублей на ремонт и дооборудование интерната общего типа. Одно областное отделение предлагает вложить средства в достройку детских учреждений — даже без разъяснений видна сильная рука, которая наклоняет, подвигает раскошелиться лидеров местного отделения.
Как быть с плюрализмом в подобных случаях? Не будет ли тут союз «и» гибельным как собственно для идей фонда, так и для его копилки? Не станем ли мы как раз той коробочкой, где у хозяек хранятся иголки и нитки, для быстрой штопки общегосударственных и местных дыр? И что это все повлечет за собой в ближайшем будущем?
Наверное, прежде всего надо заметить, что, во-первых, подобные подходы есть не что иное, как превратно понятый, неверно истолкованный плюрализм соединения государственных и общественных средств. Во-вторых, чаще всего — и это объяснимо — подкреплены местными бедами и естественной необходимостью их решения.
Как же быть? Что делать?
Во-первых, учиться самим и учить других, включая и народ и руководителей, смотреть на детские беды с некоей высоты, причем, уровень точки зрения должны определять серьезная информированность, глубокое знание. Детский фонд как благотворительная, добровольная общность людей и организаций и существовать-то может лишь при условии, что точно знает, как и куда вкладывать свои усилия и средства, выбрав при этом приоритеты, направив средства, подобно тибетским врачевателям, лишь в болевые точки, лишь в те центры, токи от которых окажут пользу всему больному телу.
Давайте порассуждаем вместе, займемся арифметикой. У нас в стране около полутора тысяч интернатных учреждений. Можно, к примеру, каждому из них дать по десять тысяч — для ремонта, благоустройства и так далее. Но изменит ли эта инъекция что-нибудь по существу? Ровным счетом ничего. Но давайте умножим 10 000 рублей на 1500 интернатных учреждений. Собирается сумма в 15 миллионов. Крымский обком и Севастопольский горком партии готовы передать фонду территорию, где за 15—20 миллионов мы сможем построить круглогодичный мини-»Артек» санаторного типа для воспитанников детских домов всей страны, ведь мы же знаем, что 80—95 процентов этих ребят больны наиразнообразнейшими хроническими заболеваниями. Подобный же лагерь в Жигулях предлагает построить Куйбышевское отделение фонда. Согласитесь, что именно такие решения могут представлять собой серьезнейший вклад в программу «Ответственность за детское здоровье», ведь до возникновения фонда и мысли такой не приходило — создать Всесоюзный центр здоровья для нынешнего сиротства. И возможно это, лишь соединив усилия всей страны, всех наших отделений.
Только именно в таких подходах, мне кажется, найдет воплощение мощь соединенных средств, сама идея Советского детского фонда. Мы как бы плечом к плечу с государственными усилиями, во-первых, создаем собственные материальные ценности, которые обретают форму и авторитет нравственных ценностей народа. Во-вторых, мы, не подменяя государство, помогаем детям. В-третьих, осуществление этих проектов становится помощью детям всех без исключения регионов. Милосердность масс получает вполне конкретное и точное воплощение.
Однако, спросите вы, как же местные проблемы? Могут ли, должны ли быть у центрального правления региональные программы или это только забота местных отделений? Да в том-то и дело, что, сублимируя часть средств местных организаций, эти средства следует направлять вновь на места, но только лишь в укрупненных, значимых, заметных народу формах. И тут я возвращаюсь к проекту «Жизнь ребенка».
Ярким примером тому может быть первый двухтысячный медицинский десант фонда, в который вложено 2 миллиона рублей, а также учреждение новых должностей в этом регионе — специальных доверенных врачей Советского детского фонда, главных специалистов Минздрава СССР. За три месяца работы интернациональный десант спас от смерти сотни ребятишек — разве это не результат? И мы не можем сказать: аллах с ними, с этими малышами, одни померли, народятся другие.
Кстати, такие суждения есть. Мы получили письмо из Горького, где женщина, инженер, выражает свое возмущение нашей акцией, считает, что помогать умирающим детям не надо, что во всех областях свои тяжелые проблемы и у русских людей их не меньше.
По праву русского солдата: высшим нашим национальным достоинством всегда было сострадание не только ближнему, но и дальнему. А разве в годы войны Ташкент, Алма-Ата, Фрунзе, Душанбе, Ашхабад не приняли миллионы русских детей, не разломили с ними поровну свою нетолстую лепешку? Мне могут сказать: сейчас не война. Верно, да вот беда — дети в среднеазиатском регионе и некоторых других, в том числе, российских, местах умирают, как во время войны. Много можно восклицаний произнести на сей счет в разные адреса, но не лучше ли от знаков восклицательных поскорей переходить к утвердительным поступкам? Обновленные власти региона сегодня поворачиваются к этой беде — детской смертности — реальными делами и решениями. Срочно переданы детскому здравоохранению сотни дач и административных зданий.
Беспокоит, конечно, как бы вслед за этим не настало очередное успокоение. Надо на уровне союзного общественного мнения широко и гласно обсудить последующие капитальные вложения Совминов союзных республик в детское здравоохранение. Сделать это стоит с помощью центральной прессы, телевидения, радиовещания.
Главные усилия — и здесь двух точек зрения быть не может — должны осуществить государственные учреждения. Но и нам бездействовать никак нельзя. Доверенные врачи фонда должны стать своего рода общественными комиссарами и спасателями, умеющими добиться от местных Советов действенного преимущества детского здравоохранения, строительства новых больниц, охраны материнского здоровья.
Хочу обратиться к интеллигенции Узбекистана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Казахстана, других регионов, где высока детская смертность. От вас, товарищи, от вашей мудрости и влияния на сердца народные зависит жизнь десятков тысяч детей. Вашего слова, участия, помощи ждут семьи ваших сограждан. Так помогите же им.
Особое наше слово — к мусульманским священнослужителям этих регионов. Достопочтимые служители аллаха! Коран взывает к милосердию и справедливости, подвигает на помощь слабому, так разве дитя, попавшее в опасность, не требует такого милосердия? Просим вас, высокочтимые, помочь малым детям, воззвав ваших прихожан к милостивому охранению детской жизни их вниманием, заботой и ответственной помощью.
Возвращаясь к месту этой защитительной акции в системе ценностей Детского фонда, хочу обратить внимание на то, что такой всесоюзный благотворительный проект полностью адресован детям, по существу, одного региона. И он не получил бы того резонанса, будь только лишь региональным. Не зря же Совет Министров СССР принял по поводу инициатив Детского фонда, направленных на борьбу со смертностью ребятишек, специальное постановление, не только поддержав нас, но и придав этой работе союзную высоту.
Сейчас мы изучаем еще одну тяжелейшую региональную проблему, которую решать надо лишь общими силами. Речь — о детях малых народностей Севера. Туберкулез — вот бич маленьких северян. Годы замалчивания болевых точек народа создали ощущение, что с туберкулезом маленьких чукчей, якутов, эвенков покончено давным-давно. Не тут-то было. Беда эта не просто существует, она развернула свои черные крылья над тысячами малышей.
Мы предлагаем построить образцовый противотуберкулезный санаторий-школу для детей народов Севера, обратились к Союзу архитекторов СССР с просьбой сделать проект, создающий максимальный комфорт.
Что это за программа? Местная? Да. Всесоюзная? Да. К чему я веду — так долго и, может быть, утомительно? Да к тому, попросту говоря, чтобы мы не превратились в ремонтников, в РСУ, которое худо латает большие дыры. Пусть всеми нами овладевает понимание — мы не так богаты, чтобы размениваться. Мы должны прежде всего и в максимально короткие сроки осуществить реализацию крупных общесоюзных, общенародных проектов для всех детей или для больших региональных групп.
Первые среди первых — три программы в защиту здоровья и жизни ребенка. Не надо крошить средства, создавая и местные программы. Приведу лишь один, но блестящий пример осуществления местного проекта, который, как ни крути, а по масштабу своему становится всесоюзным, укрепляет, если хотите, союзную концепцию, престиж всего фонда.
В Оренбурге в результате настойчивой активности председателя отделения фонда профессора Марины Николаевны Рахмановой штурмом «взято» пятнадцатиэтажное административное здание, к которому обком партии прибавил прилегающий Дом политпросвещения. Сейчас идет срочное перепроектирование, в Оренбурге и Москве найдем деньги для оснащения, и в городе, где детское здравоохранение не на большой высоте, возникнет Центр здоровья Детского фонда, который предполагается сдавать в аренду Минздраву. Как-то язык не поворачивается такой масштабный комплекс назвать местным проектом. Хорошо бы, повсюду появились подобные хозяйства фонда!
Обратите внимание на очевидную мысль: пока мы без имущества, мы никто. Просто распределители, в лучшем случае — организаторы дополнительных общественных средств. Как только у нас появятся свои сооружения, своя материальная собственность, мы станем хозяевами или, как минимум, сохозяевами.
При эксплуатации Центра здоровья в Оренбурге Марина Николаевна предполагает, что сооружение, став поликлиническим центром помощи детям, кроме норм и обязательств, заложенных «типовым» здравоохранением, может от имени фонда создать множество необязательных в медицине, но полезных для ребенка программ, — к примеру, медицинскую хореографию для детей, страдающих сколиозом. Средства на это даст культурная благотворительность, осуществляемая в бывшем здании политпроса. Словом, замысел превосходный, к тому же Марина Николаевна заведует редкой для медицинских институтов кафедрой поликлинической педиатрии. Ей, как говорится, и карты в руки.
Сейчас моден новый термин — «прорабы перестройки». Не боясь отстать от моды, попробую оценить Марину Николаевну своими словами: это — истинная личность, человек не декларативной, а подлинной доброты, зрелый гражданин, отлично различающий поступок от намерений, практически исповедующий идеологию нравственного деяния. Ученый, достигший немалых высот, профессор и жена профессора, заботливая мать, бабушка, она ставит свои семейные и научные интересы в добродетельное услужение нуждающемуся детству, ничуть не напоминая нам ни синих чулок — педагогес, у которых нигде ничего не клеится, ни комиссарш в кожаных куртках. Как прекрасно, товарищи, что есть в жизни такие гармоничные женщины: и красивая, и умная, и в науке достигла, и общее дело ей по руке. Пусть же славится такими женщинами наша жизнь и Детский фонд. Ведь женщины фонда должны собой, своей судьбой подавать пример окружающему их женскому населению. Пример обязательно положительный.
Я так много размышляю о сохранении жизни и здоровья детей не только потому, что по самой логике очевидна их жизненная первозначность. Дело еще и в том, что именно в сфере медицинской защиты детства в первую пору своего существования мы потрудились наиболее интенсивно, не утратили заданного темпа и кое-чего достигли.
Главный результат, который виден всему народу, — конечно же, медицинский десант в Среднюю Азию и Казахстан. На него истрачено 2 млн рублей. Частично снижена детская смертность. По оперативным данным Минздрава СССР, снижение только младенческой летальности на 1000 новорожденных за 8 месяцев 1988 года по сравнению с 1987-м выглядит так: Узбекистан — 43,5 против 47,4; Киргизия — 33,7 против 37,7; Таджикистан — 46,0 против 47,4; Туркмения — 51,8 против 57,1; Казахстан — 25,9 против 28,6.
Анализ этой акции показывает, что в организации дела было немало накладок. Мы, похоже, слишком передоверились медицинской бюрократии, и дело здесь не столько в Минздраве, сколько в понимании дела облздравотделами. Некоторым медикам не выдали наших командировочных, некоторых не обеспечили лекарственными препаратами.
Предлагается, учитывая эти несовершенства, заранее начинать подготовку к последующим десантам. Надо всем отделениям вести беспрерывную работу по патриотическому набору волонтеров. Командировочные «десантникам» надо выплачивать через отделения фонда, заранее забронировать добровольцам билеты, проводить по-человечески, встретить таким же манером.
А сейчас давайте сумеем сказать спасибо каждому, кто летом поработал в десанте. Пришлите срочно списки и адреса, чтобы каждому послать благодарственное письмо, попросим в ответ высказать замечания и предложения. У этой идеи авторитет должен прирастать, а не убывать.
Плохо у нас с детскими здравницами. В Крыму, например, этом оазисе здоровья, — 14 санаториев на две с небольшим тысячи мест. А у нас восемь десятков миллионов детей.
Мы решили силами общественности подготовить «Доклад Правительству СССР о детских санаториях», где хотим обрисовать картину и изложить концепцию государственно-общественных усилий в этом направлении. Подготовить такой доклад можно только общими усилиями.
Первым нашим серьезным вкладом стали 2 млн 950 тыс. рублей на разукрупнение групп в домах ребенка. Скажем откровенно: мы вновь передоверились службам Минздрава. Тамошние финансисты, ворочающие миллиардами, плохо отличают деньги казенные от народных, вот и случилось множество накладок. Из Минздрава СССР пошла ложная запись: на усиление воспитательной работы. Но ведь только что принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 872, которым резко улучшено это содержание. Речь шла о вполне точном и конкретном: разукрупнении детских групп до 10 малышей, о создании почти 2 тысяч новых рабочих мест для воспитателей. Сейчас завершена проверка использования денег в каждом доме ребенка. Просим отделения взять эту работу на свой контроль. Справедливости ради надо сказать, что наше беспокойство распространяется не на всю идею и не на все территории. Во многих местах дело сделано толково, с пониманием и уважением к народным средствам. Кое-где, там, где не поняли, деньги просто не стали тратить, так что они не пропали, их надо перенести на будущий год. Словом, отделениям надо и эту работу взять в свои руки, разобраться с каждым рублем, а в будущем, наученные, мы дадим эти средства домам ребенка уже через наши отделения.
Теперь о детских домах, домах ребенка, школах-интернатах. По сути, здесь у нас складывается комплексная программа, которую предлагаем назвать «ТЕПЛЫЙ ДОМ». Увы, пока что чаще всего дом этот холоден. Сделать его теплым — наша цель и задача, соединенная с государственными, педагогическими, общечеловеческими целями. Надо нам за образец принять теплые дома Александра Александровича Католикова, Марины Гургеновны Контаревой, Антонины Павловны Хлебушкиной, Екатерины Дмитриевны Нестеренко. Эти лидеры Детского фонда судьбами своими утверждают, что один честный человек, подобно пчеле, способен построить теплые соты не только для воспитанников, но и для единомышленников-педагогов, и не только в прямом, но и в переносном смысле слова.
Повторим для тех, кто не знает: постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 872 от 31 июля 1987 года, которое вырабатывалось при помощи Детского фонда, тогда еще не существовавшего де-юре, но активно действовавшего де-факто, интернатным учреждениям прибавлено 400 миллионов рублей в год, а вместе с добавкой, предусмотренной постановлением 1985 года и тоже сыгравшим свою важную роль, это составляет теперь один миллиард в год. Отдельной строкой выделено в государственном плане строительство детских домов, эта цифра измеряется миллионами, но, несмотря на решения, осваивается позорно плохо.
Вот тут наш плюрализм должен получить новое наполнение и энергию. К государственным вложениям надо прибавить нашу общественную настырность, критичность, гласность. И это тоже форма вложения, да еще какая.
Иными словами, едва ли не на первый план в программе «Теплый дом» мы должны выдвинуть критическое осмысление того, как реализуется данное государством. Как тратятся средства? Насколько разумно? Не загнали ли строители и местные органы в привычно задние ряды эти долгожданные объекты?
Вторая важнейшая тема этой программы — социализация сироты или ребенка, лишенного родительского внимания. Оказавшись хоть и в теплом, но все-таки государственном доме, на всем готовом и при отсутствии полноценного воспитания трудом, дети оказываются подвержены различным формам инфантилизма и иждивенчества, пожалуй, еще более, чем так называемые домашние.
Макаренковский очерк «Марш 30 года», равно как его литературные труды и вся педагогическая деятельность, убедительно утверждают: опыт, наработанный им задолго до войны, не реализован по-настоящему до сих пор. Надо создать условия для интересного и производительного труда в каждом интернатном учреждении, внедрить хозрасчет, хотя бы частичный, в эти коллективы, учить ребят быть хозяевами, а не иждивенцами в своих домах. Однако условия для интересного дела есть всюду. Вот тут-то и можно бы включиться нам, вложить наши средства, чтобы помочь современными станками, не списанной, а хорошей сельхозтехникой. Казалось бы, это чисто местные проекты, но, соединившись воедино, они составят совершенно новую союзную программу, которая принесет пользу детям и фонду, ибо речь может идти, по сути, об образовании сотен детских кооперативов и о формировании «детской промышленности». При этом каждому воспитаннику надо открыть сберкнижку, учить его зарабатывать деньги, чему-чему, а этому необходимому умению детский дом и интернат ребят, увы, не обучают.
На понятие плюрализм, наверное, нужно распространить и возможность различных социальных усилий, соединенных ради достижения скорейшей пользы. И здесь мы должны поднять народ, все общественные структуры — от директоров предприятий и их трудовых коллективов до пенсионеров, от группового мнения во дворе до армейских возможностей — для того, чтобы многообразие межчеловеческих взаимосвязей проникло за забор сиротских заведений, чтобы дети, живущие там, почувствовали свою полноценность, испытали высокое чувство надежды исполненной заботы общества, осуществленной до конца.
На первый взгляд, слова эти звучат просто красивым намерением, общим местом. Однако уже сегодня Детский фонд и его люди умеют делать это непростое дело, пусть даже эти умения и раскиданы по разным весям. Оренбургское отделение организовало капитальное медицинское обследование таких детей, на каждого составлены подробные рекомендации по медицинской защите и развитию; многие прошли курс лечения, включая госпитализацию, по путевкам фонда направлены в санатории.
Грузинское отделение стало инициатором добрейшего дела — приняло под свое крыло, включая питание, культурные программы, весь быт, 42 воспитанника детских домов. В течение лета 1988 года с ребятами усердно занимались молодые ученые, и вот благороднейший результат — все 42 выпускника поступили в вузы, техникумы, другие учебные заведения. Кстати, жили ребята в семьях тбилисцев, и это еще один серьезный нравственный плюс.
Мы предлагаем всем отделениям повсюду организовать кружки, курсы, индивидуальную подготовку для выпускников сиротских учреждений будущего года, с тем чтобы судьба каждого ребенка была подстрахована нами. Практика, к сожалению, такова, что большинство детей после 8-го класса сплавляют в ПТУ, где, к сожалению, пока нет серьезной системы моральной помощи ребятам с трудной судьбой. Эту программу предлагаем назвать «СОУЧАСТИЕ В СУДЬБЕ». К ней можно привлечь тысячи добродетельных людей — преподавателей, аспирантов, молодых ученых. Следует воззвать к ректорам вузов и директорам техникумов, к руководителям приемных комиссий, чтобы каждый воспитанник детдома оказался в сфере их человеческого внимания. Особое наше обращение к системе ПТУ, директорам училищ, их партийным комитетам: надо немедленно и действенно помочь таким детям, пришедшим к вам. Хочу подчеркнуть: исполняя законы о материальной помощи, самое страшное — на этом и ограничить всякое внимание. Слов нет, важно проследить, чтобы ребята получили все, что положено, но не менее важно дать им настоящую профессию, одарить человеческим участием, искренним интересом.
Вообще, эта программа должна толковаться расширительно. Вот детдомовец поступил в вуз, например в Тимирязевскую академию. Но в академии к нему относятся, как к обычному студенту. А человек-то этот — одинешенек! Не дай Бог, если мы станем изъявлять публичную жалость. Жалость, сострадание — плодотворные, очень человечные чувства, только выражение их должно носить форму не слов, а поступков, лучше всего застенчивых и непубличных, когда мы помогаем реальному человеку. Вывод: отделения фонда надо образовать во всех вузах, к тому же нас активно поддерживают студенческие стройотряды, так что тут есть плацдарм для морального наступления.
Особо хочу сказать о педагогических вузах и педучилищах. Вот бы где развернуться-то! И примеры хорошие есть. При центральном правлении работает группа молодых помощников из Ленинского пединститута. Ректор куйбышевского института, председатель нашего отделения Анатолий Алексеевич Семашкин практически исповедует идею фонда: каждый студент должен пройти «лесенку» специальных заведений, узнать, увидеть лицо покинутости, инвалидности, других социальных недугов детства. Однако в массе своей педвузы пока индифферентны к делам фонда. Тут не надо изумляться и восклицать, а лучше пойти и сделать. Я говорю о работе отделений.
Возвращаясь к программе «ТЕПЛЫЙ ДОМ», хочу откровенно сказать: первые результаты и искренне радуют, и настораживают.
Радует высокая волна общественного интереса к осиротевшему детству. Сотни и сотни предприятий, колхозов, их трудовые коллективы как бы открыли глаза на эту боль. Обсуждают громко и всерьез: говорят о семье, о хороших и плохих родителях, пытаются докопаться до социальных корней, до моральных причин, порождающих сиротство. Идет как бы негласное всенародное родительское собрание, выносящее практические резолюции помочь такому-то интернату, подарить машину, организовать художественную студию, установить компьютер, покрасить пол, починить крышу. По существу, при участии фонда и благодаря его существованию на глазах у общества и его мощнейшей властью формируется идея новой благотворительности, когда не богатые помогают бедным, а взрослые — детям, умелые — незнающим, сильные — слабым. Идея социалистической благотворительности должна обогатиться и обогащается таким опытом человечности, когда взрослый делится частью всего позитивного жизненного опыта, душевным теплом, не слезно, а действенно реализует сострадание.
Но вот здесь-то и обнаруживается болевое место.
За год работы фонд накопил обильный материал, объективно утверждающий, что, несмотря ни на какие постановления партии и правительства, несмотря на возникновение и энергичную работу фонда, интернатные учреждения были и остаются закрытыми от общества.
Встретить шефов, устроить им чаепитие и концерт, принять от них дары, деньги и реальную физическую помощь — это еще не означает, что двери детдома распахнулись, нет. Многие коллективы педагогов как будто наоборот — насторожились. За улыбкой двухчасового гостеприимства, за реальными материальными переменами часто таится все та же авторитарность взрослых, насилие над детской личностью, нежелание правду о детском заведении сделать достоянием так называемых посторонних людей. «Дары принять — это мы с радостью, — как бы говорят такие «охранители» детства, — а вот сближаться с детьми, это, поверьте, ни к чему — не стоит волновать ребенка, у него, знаете ли, такая трудная судьба!» Мягко, но настойчиво припугивая взрослых, такие воспитатели как бы подталкивают их к выводу: мы, мол, сами, а вы не тревожьтесь, спасибо за игрушки, за книжки, за гвоздь, вбитый куда надо. Ларчик, однако, открывается просто: дети, познавшие новую ступень гуманного отношения к ним со стороны взрослых, потом бунтуют против авторитарности, а порой просто унижающего их отношения со стороны официальных наставников, выносят сор из избы, рассказывая новым друзьям о грубостях, воровстве, оскорблении, а то и побоях. Утечка информации через детей обнажает истинное лицо педагогов.
Гласность, желание говорить правдиво о своем деле коснулись многих педагогических коллективов, раздробив их на части. Но иные руководители детских домов не готовы к новым подходам, не умеют действовать позитивно, устраивают «избиения» несогласных. Нечто подобное произошло в детском доме № 8 Москвы. Фонд выразил недоверие руководителю этого дома Александровой О. С., которая, увы, является членом правления Московской городской организации фонда. Но что это за форма отношений — недоверие? По логике — утраченное доверие. Не отстранение от работы, не возбуждение следствия, но в высшей степени серьезное предупреждение, выражение несогласия с практикой и методами работы. Доверие можно вернуть, но не словами и обещаниями, а делом. К сожалению, публично изложенное недоверие фонда, кажется, некрепко взволновало директора детдома, районный Совет народных депутатов, Главное управление народного образования Москвы, наконец, Московское городское отделение фонда, которое, похоже, даже не услышало голоса центрального правления.
Так что, пока за стены сиротских заведений не проникнет организованная и стихийная человечность, толку не будет и целей своих фонд не достигнет. Не победим мы, если ограничимся всего лишь «повышенным уровнем» шефства, которое к тому же преследует лишь материальную помощь.
Так что наша цель — соединение сиротства с общей жизнью. Достичь этого можно так: возглавить попечительские советы интернатных учреждений. Как вы знаете, Совет Министров СССР поручил нам, Детскому фонду, возглавить эти советы, создать Всесоюзный попечительский совет, разработать положение о них. Сделать это надо самым срочным образом. Проект положения — а замышляется все очень всерьез, по-настоящему, — опубликован в печати для широкого обсуждения.
А теперь о крупнейшей инициативе Детского фонда — о семейных детских домах, о важной и гуманной идее, поддержанной постановлением Совета Министров СССР. По сути, создается новая, предельно демократизированная структура общественного воспитания. Народу, а значит, нам, фонду, поскольку мы инициировали эти идеи и течения, доверяются дети, нуждающиеся в защите.
Постановлением предполагается строительство тридцати городков — семейных детских домов, состоящих из коттеджей, в каждом из которых живут родители со своими детьми и куда они приглашают сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, всего до 15 человек.
Кроме того, семьям, желающим взять на воспитание не менее 5 детей, предоставляется специально перепланированная жилплощадь, строятся дома. На детей распространяются нормы обеспечения государственных интернатных учреждений. Вполне очевидно, что это серьезное самостоятельное дело, которому следует дать девиз «СЕМЕЙНЫЙ ДЕТСКИЙ ДОМ».
Скажу только, что правительство одобрило наше предложение: не дожидаясь никаких дополнительных документов, которые, конечно же, потребуются, немедля создать 5—10 таких семей, взяв их на свой кошт. У каждой инициативы есть своя полезная инерция, важно вовремя, а не с бюрократическим отставанием поддержать людей, проявив при этом предельную взыскательность. Хотелось бы только подчеркнуть — и это очень важно, потому что в умах многих большая путаница, — речь идет о семейных детских домах, а не об учреждении зарплат многодетным семьям. Это другое, хотя тоже наше общее, весьма тяжелое, пока не решенное дело.
Еще одно. Мы выпустили благотворительные билеты достоинством в 1, 3, 5, 10 и 25 рублей. Эти деньги пойдут на семейные детские дома. Распространить их мы должны сами. Это не лотерейные, а благотворительные билеты, предоставляемая всем без исключения возможность поддержать идею, помочь детям.
Означает ли инициатива фонда по созданию детских домов семейного типа альтернативу уже существующей сложившейся интернатной системе? При нынешнем моральном состоянии общества и материальных возможностях государства это было бы, по крайней мере, наивностью.
Нет, мы исповедуем совершенствование и развитие самых разных структур. Истина, кстати, не в единообразии, а в многовариантности и сочетании. В частности, мы поддерживаем и морально, и материально идею строительства детского дома промышленного предприятия, своего рода рабочего лицея Кировского электромашиностроительного объединения им. Лепсе. Такой дом гарантирует социальную и профессиональную будущность большой группы детей, со школьной скамьи вовлекая их в ответственный труд, тесно связывая с рабочими коллективами цехов.
Впереди у нас идея такого детского заведения, где не было бы разрывов, мучительных переходов из дома ребенка в дошкольный детдом, а оттуда — в школьный или же в интернат.
Среди важнейших целей фонда — финансирование проектного разнообразия, стремление к непохожести зданий для сирот. Мы здесь в большой отсталости обретаемся. Союз архитекторов СССР обещает нам свою — в качестве взноса — бесплатную помощь. Госстрах СССР рассматривает нашу инициативу о страховании воспитанников детских домов трудовыми коллективами и отдельными гражданами, и хотя дело это явно доброе, полезное, человечное, решение затягивается.
Сотни автобусов, «рафиков», грузовиков купили мы для интернатных заведений, вкладывая в эти покупки справедливо глубокий смысл: ведь для ребят поездка в зоопарк, театр, за город, в музей — это истинное окно в мир. Задались целью за два года получить 2,5 тысячи транспортных единиц, чтобы решить эту проблему раз и надолго, однако дело тормозится. Обратились к трудовым коллективам автозаводов, а у них госзаказ «съел» всю продукцию, сверх плана остается мелочь. Что делать? Обращаться опять в Совмин? Но иждивенчество всем прискучило.
Говорили мы о создании фирменных предприятий по выпуску одежды и обуви во множестве моделей и вариантов с тем, чтобы самый далекий детдом, вернее, его ребята могли выбрать себе одежду по душе. Пока Минлегпром не откликается. Будем бороться дальше.
Известно, как промтоварный дефицит всерьез бьет по интернатным учреждениям. Хотя отношение и меняется, но не всюду и не по всем параметрам. У центрального правления есть проект создания торгово-посреднической фирмы, которую можно назвать «Помощь детям», с первоначальной ориентацией на скорое торговое обслуживание лучшими товарами, производимыми в стране, детских домов, домов ребенка, школ-интернатов. Надо, чтобы эта фирма вела не холодную коммерцию, а размещала, где только можно, свои особые заказы, в том числе на инвентарь для маленьких инвалидов, оборудование (может быть, даже станки) для профессиональной подготовки, видеоаппаратуру, компьютеры и тому подобные дефициты, которые общество и промышленность в первую очередь должны предоставить обделенным детям. Просим вас высказать свои суждения на этот счет, помочь, подсказать, ведь и в сфере спроса и в сфере предложения рынком такой фирмы должна стать поистине вся страна.
Вынашивается идея создания детской туристской фирмы. Школьники, а уж о детдомовцах и говорить не приходится, знают свою родину лишь понаслышке, ну да еще телевидение помогает. Но когда же еще человек должен побывать в Михайловском или в Хатыни, если не в детстве и отрочестве? Ведь можно и опоздать, воспитывая любовь к Отечеству. Словом, в таком деле лучше раньше, чем позже.
Конечно, это тяжкий воз. Придется построить свои гостиницы, завести свой транспорт и ведь не только в Москве. Такая фирма должна заняться и иностранным туризмом. Много детей едут к нам из-за рубежа, еще больше хотели бы приехать. Американцы, например, предлагают провести уроки истории минувшей войны для своих школьников в Ленинграде. Стоит ли отказываться от такой возможности рассказать нашу правду о войне и блокаде?
Возвращаясь к программе «СЕМЕЙНЫЙ ДЕТСКИЙ ДОМ», надо обратить внимание на тех взрослых и на те семьи, которые без всяких условий, думая лишь только о детях, оказывали им милосердную помощь, усыновляя сразу нескольких ребят. Образцовый пример такого патриотизма — семья Натальи Николаевны и Алексея Васильевича Гончаровых из города Кержача Владимирской области, усыновившая шестерых детей. О ней рассказала газета «Советская Россия».
Прежде всего, Детский фонд решительно высказывается за скорейший пересмотр волокиты, сложившейся вокруг усыновления. Надо создать чрезвычайную рабочую группу из трех ответственных лиц во главе с представителем Детского фонда, которой поручить в кратчайший срок представить новый порядок усыновления и удочерения, опубликовать проект в прессе для обсуждения и распространить его в виде инструкции трех ведомств в исполкомы Советов, вплоть до районных. Это первое.
Второе. Если мы намерены распространить на мать-воспитательницу в семейном детском доме статус работницы и готовы выплачивать ей зарплату, то как же быть с семьей, усыновившей пять и более детей? Ведь возникает совершенно явное противоречие, подталкивающее к подленькой идее: не усыновлять выгоднее, чем усыновлять.
Слов нет, усыновление — деликатный духовный акт. Многообразие его мотивов нельзя загонять ни в какие нормативы, даже гарантирующие материальные преимущества. Но предоставить такую возможность, распространить на семью, усыновившую нескольких детей, право воспользоваться при желании материальной поддержкой государства и общества просто необходимо.
К сожалению, люди, творящие детям добро, часто оказываются изгоями, предметом изощренного издевательства. Детский фонд девять месяцев боролся за семью Татьяны Александровны и Александра Петровича Медведевых из города Богдановичи Свердловской области. В этой семье трое усыновленных мальчиков. Жили в деревянном доме, предназначенном на слом, в кастрюлях замерзала вода, рассыпались подоконники, разваливался фундамент, прогорели даже дверцы печек, «удобства», естественно, во дворе, да и вся площадь-то — 34 метра. А дети маленькие, к тому же самоотверженные Медведевы брали детишек больных. Однажды в так называемой детской стал обваливаться потолок, ребята остались живы чудом. А рядом пустовала уже полгода нормальная трехкомнатная квартира. Отцы города знали об этой семье, о тихом подвиге двоих взрослых, о тяжком положении малышей, но палец о палец не ударили, чтобы помочь. После тягостных сомнений, истерзанные бессмысленной борьбой за свои права, и — официально предупредив горисполком — Медведевы в сентябре прошлого года, нарушив закон, самовольно заняли квартиру. Что тут началось — легко представить! Каких только козней не выпало на долю благородных людей. Как в последнюю инстанцию, Медведевы обратились в фонд, к ним вылетела заместитель председателя правления 3. Ф. Драгункина. Ее клятвенно заверили, что Медведевых оставят в покое. В июле Медведевы приехали в фонд, мы им вручили цветной «Рубин» и путевку в санаторий больному малышу. Однако еще немало месяцев истаяло в тяжелой переписке, газета «Семья» выступила в защиту Медведевых, пока в сентябре уже 1988 года, после вмешательства Свердловского обкома партии, состоялось внеочередное заседание горисполкома и квартиру оставили хозяевам.
Эта модель — самое страшное, что грозит нам, фонду, как и всей перестройке. Бесчеловечность бюрократического мышления, владетельный апломб противопоставляют власть — народу, сильных — слабым. За такие издевательства над людьми, над коммунистической идеей, за комчванство аналогичного толка Ленин требовал отстранять от работы, исключать из партии, привлекать к суду.
К суду. С горечью думаю я о мере справедливости к малым сим.
Отвергая лживое утверждение, что детство — единственный привилегированный класс, за время своего существования мы набрались таких фактов и в таком объеме, что с горечью можем не только отрицать мнимо правдивую формулу, но и утверждать прямо противоположную: детство у нас — самый бесправный класс.
Пока у ребенка, у матери, у семьи все хорошо и спокойно, действие этого правила не заметно, не очевидно. Но стоит случиться беде, едва только возникнет необходимость обратиться за помощью и поддержкой к администрации, праву, справедливости, как практический наплевизм действует вовсю. Причем упражняются в этом неблагородном деле не одни бюрократы, но и так называемые гуманисты.
Одиннадцатилетний инвалид Игорь Андрюшкин по состоянию здоровья должен учиться дома. Отучился три класса на пятерки. А потом администрация высоконравственных моралистов из 373-й московской школы учить мальчика категорически отказалась, порекомендовав матери сдать сына-инвалида в интернат. До чего же дошла школа, учительство, если в исполнении таких элементарных прав ребенка его должен защищать Детский фонд, а не сам учительский коллектив.
Особо велико число препятствий при исполнении законодательства о предоставлении жилья сиротам, прописке одиноких ребят, отслуживших в армии. Не скрою, нас потрясли результаты проверки того, как живут дети, чьи отцы погибли в Афганистане. Рана еще кровоточит, а воинские учреждения, комиссариаты, Советы, школы, где учатся такие дети, в подавляющем большинстве — слепы и глухи, беспамятны и бессердечны. Общество сегодня повернулось к израненным солдатам, помогает инвалидам, собирает средства для санаториев, где будут лечиться молодые инвалиды «мирной» войны. А что с детьми погибших отцов? Что с семьями? Достаточно ли одного лишь материального воспомоществования, предусмотренного законом? Или же мы вспомним о законе всеобщей человечности? Кроме детей, у которых Афганистан отнял отцов, есть жены, у которых смерть отняла мужей, матери, потерявшие сыновей. Что с ними? Каково их самочувствие?
Детский фонд приступил к осуществлению попечительства над детьми афганской беды, всюду начата эта работа. Давайте теперь искать разнообразие форм, новые возможности реализовать общественный гуманизм. Ведь фактов бездушия к таким ребятам, как, впрочем, вообще к детям родителей, погибших при исполнении служебного, гражданского долга — милиционеров, моряков, летчиков, — великое множество. Андрей Скида из Крыма, например, поступал в Московское суворовское училище, не добрал баллов, принят не был, и никто из офицеров приемной комиссии не удосужился узнать — почему поступает паренек именно в суворовское. А в решении этом был великий смысл: Андрей решил идти по пути отца, который погиб в Афганистане. Справедливость победила. Детский фонд помог, но нас такие победы не радуют, а печалят: почему нужен кто-то третий, чтобы стать чувствительным, человечным?
Венцом надругательства над ребенком и попрания его законных прав, образцом, в отрицательном смысле факта, стала история маленького москвича Владика Кочетова.
Три года назад его настигла беда. Отец сидел в тюрьме, а мать повесилась. Десятилетний пацаненок вынул ее из петли — уже одно это должно было потрясти тех, кто должен помочь ему в силу своих служебных обязанностей. Но железобетонные души бюрократов даже не дрогнули. Больше того, мальчика выкинули из квартиры, имущество растеряно. В течение нескольких лет, вопреки закону, мальчик оставался без опекуна, ночевал в подворотнях. Добрые люди хотели устроить в детский дом — оттуда их шуганула «добродетельная» директриса. Спасибо 382-й школе и дворничихе Екатерине Васильевне Турьяновой — не бросили пацана, помогли, как могли, хотя помочь основательно не умели. Обо всем этом узнал фонд. Семь месяцев мы пытались говорить с официальными лицами Куйбышевского района, включая первого секретаря райкома партии Евгения Алексеевича Пантелеева, миром. Как горох об стену. Тогда фонд воспользовался тем, что ему принадлежит, — юридическим правом защиты ребенка. Публично, через еженедельник «Семья», обратились с ходатайством к Генеральному прокурору СССР о возбуждении уголовного дела против трех должностных лиц, не исполнивших своих служебных обязанностей по защите прав несовершеннолетнего.
Генеральный прокурор принял ходатайство к следствию, но вы бы знали, какой силы бюрократическое неудовольствие мы вызвали. И хотя все основные проблемы мальчика были тут же решены, последовали и высокие звонки, и раздраженность, телефонная неправда, вопреки фактам, заявление в суд на газету, якобы извратившую суть, и даже выступление «Литгазеты», многолетней защитницы обездоленных, которая, неожиданно изменив себе, устами малокомпетентных юристов невнятно поучала фонд, чтобы мы, вместо защиты реального ребенка, лучше заботились об усовершенствовании общего законодательства.
Сразу видно: по-старому живет клан, охраняющий свою неприкосновенность. Уже и не хочет показать, да все равно исповедует: закон — что дышло, куда повернул, туда и вышло.
История эта — поразительный образец беззащитности детства, а наглое непризнание правды и поучательство только подтверждают истину: долго нам еще бороться за права ребенка.
Несколько лет специальная комиссия ООН готовила проект Международной конвенции о правах ребенка. Получив этот документ, Детский фонд внес его в ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с предложениями: о безотлагательном создании общественно-государственной комиссии по разработке Закона СССР о правах ребенка, о представительстве фонда в предполагаемой наблюдательной комиссии ООН по исполнению конвенции, о ратификации конвенции Советским Союзом и о создании в Верховном Совете СССР постоянно действующей депутатской комиссии по защите прав ребенка.
На наш взгляд, это крупные и жизненно важные предложения. Теперь предстоит самое главное — достижение результата.
Думается, демократические обстоятельства наших дней должны подвигнуть нас задуматься о месте фонда в политической структуре общества. Еще на учредительной конференции мы ставили вопрос о наших правах. Тогда высказывалась общая мысль.
Теперь она конкретизирована. Защита прав ребенка не может быть любительской забавой. Мы живем и действуем, сплошь и рядом отирая слезы и кровь. Так почему обществу не предоставить нам законные права на это несладкое дело? Почему бы, в частности, нашим лидерам в районе, области, республике не дать депутатские полномочия, не создать во всех обновленных Советах комиссии по защите прав ребенка? Ведь эти функции не входят в полномочия групп и комиссий по здравоохранению и образованию. Новые депутатские формирования должны иметь, я бы сказал, более гражданские, нравственные, межведомственные и межотраслевые полномочия, а работать они могли бы предельно конкретно, помогая и реальному ребенку, и детству вообще.
Иными словами, депутатское представительство фонда могло бы вооружить нас максимальными возможностями на уровне советской власти, предоставить нам, общественной организации, право оказывать властное влияние и на семью, и на ведомства, когда речь идет о правах ребенка, принимать постоянное участие в создании нового законодательства на эту тему.
С горечью, но глядя правде в глаза, мы должны признать: современная семья больна. Ее надо спасать, возрождать, возвращая сотням тысяч детей тепло родного очага.
Главный признак семейного небла гополучия — отказные дети. Причина их прироста — внебрачная рождаемость. Точка отсчета этой беды — 70-е годы. Если в 1970-м в городах России доля детей, рожденных вне брака, составляла 5,8 процента, а в сельской местности — 7,2, то в 1987 году вне брака рождался уже каждый 8—9-й ребенок. Конечно, рождение ребенка вне брака не может быть непременным условием отказа от него. Но большинство отказных детей — внебрачные.
Последние годы ознаменованы устойчивой тенденцией к ранним бракам, к увеличению рождаемости детей от несовершеннолетних родителей. В Новосибирской области, к примеру, регистрируется в год около 9 тысяч браков между несовершеннолетними, а это 30 процентов от общего числа. Большинство таких браков вынужденные, они связаны с беременностью. Последствия очевидны. Известно, что четырнадцати-пятнадцатилетняя девочка может родить ребенка, но стать матерью во всем широчайшем духовном, нравственном, социальном объеме этого предназначения она, конечно, не в состоянии.
С убийственной легкостью и равнодушием бросают мамы-девочки своих малышей, так называемых детей дискотек. Что же делать? Наказывать? Но как? Угроза наказанием ведет к прямому преступлению — только за последние пять лет 1795 женщин совершили убийства своих новорожденных детей! От одиноких матерей поступает в дома ребенка около 6 тысяч детей в год.
А что творится за дверью дома? Только за последние пять лет 100 тысяч человек были лишены родительских прав, 150 тысяч — ограничены в дееспособности. На учете в органах здравоохранения состоит 4,6 миллиона хронических алкоголиков, в органах внутренних дел — 500 тысяч семейных дебоширов. На семейно-бытовой почве совершается 60 процентов всех умышленных убийств с покушениями и причиняется половина тяжких телесных повреждений.
Особую тревогу вызывает рост преступности и пьянства среди женщин. О каком престиже материнства, возрождении образа вечной женственности, милосердия, доброты можно говорить, если 545 тысяч женщин — хронические алкоголики, и в основном это женщины, имеющие детей. На профилактическом учете — 5 тысяч женщин, занимающихся проституцией.
Не могу не сказать о положении детей, которых милиции и органам опеки приходится отнимать у людей, лишенных родительских прав. Нормальное человеческое сердце не может вынести этой картины. Многих малышей, порой и грудных, на несколько суток «нежные» матери оставляют без присмотра, воды и пищи. Родительницы прячут их под кровать, чтобы дети не мешали прожигать им жизнь, а предварительно поят водкой, чтобы крепче спали. Есть дети, которые за свои шесть-семь лет ни разу не знали подушки, не видели простыни и одеяла. Немало ребятишек, которых спаивают, развращают родные отцы и матери.
Надо ли удивляться, что падение родительской нравственности порождает и умножает детскую преступность, которая за пятилетие увеличилась на 2,8 процента. Ежегодно за различные правонарушения и безнадзорность задерживаются 900 тысяч несовершеннолетних. Появилась новая категория детей-изгоев, месяцами ночующих на вокзалах, в подвалах, под мостами, не имеющих постоянной крыши над головой. 50 тысяч подростков в год, самовольно ушедших из семьи, попадают в приемники-распределители.
Сознавая сложность возрождения и стабилизации семьи, Детский фонд счел необходимым создать Семейный совет, общественное подразделение, призванное заниматься проблемами семьи — молодой, неполной, многодетной. Он привлек к своей работе лучших ученых страны: сексологов, медиков, психологов, социологов, педагогов. В состав его вошли и родители. Цель совета — не только изучение проблем и запросов семей, но и конкретная помощь им.
Совет разработал и внес предложения к проекту «Основных направлений семейной политики до 2005 года» по совершенствованию законодательства о семье и браке, по улучшению условий жизни, труда и быта многодетных и малообеспеченных семей. Состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция «Современная семья: трудности и надежды».
Летом 1988 года фонд провел интересный эксперимент в области международного туризма для многодетных. Шесть таких семей с детьми в возрасте от шести до четырнадцати лет из разных регионов страны побывали в Германской Демократической Республике. Что же это за семьи? Самые обычные, типичные, трудовые. Семья доярки и скотника Подгорновых — десять детей — из совхоза «Красногорский» Ульяновской области. Семья Строде из Латвии — шестеро детей, мама — врач в детском санатории. Все они — русские, туркмены, молдаване, латыши — привязались друг к другу. Когда разъехались, мастер из города Иваново, отец семерых детей, Николай Михайлович Корнилов сказал: «Надо нам всем лучше узнать друг друга. Побольше бы таких интернациональных встреч, поездок, не было бы у нас, наверное, конфликтов Нагорного Карабаха. Семьям нечего между собой делить...»
Еще один конкретный шаг: среди девяти хозрасчетных предприятий и кооперативов, созданных при Детском фонде, начал работать и кооператив «Семья», занимающийся всем комплексом семейных проблем. В него вошли социологи, юристы, психологи, культработники, медики, педагоги. Каждая отдельная жизненная ситуация будет рассматриваться индивидуально. Особое внимание уделяется одиноким женщинам с детьми. Специалисты постараются не только устроить судьбу такой женщины, но и помочь ей в воспитании ребенка.
Однако все это — лишь начальная прикидка, первые подходы. Семейный совет фонда не имеет права стать очередной говорильней, мы ждем от него вполне практических, конкретных идей. К примеру, на майском семинаре мы согласились с тем, чтобы забрать под свою крышу хозрасчетные семейные консультации, действующие сегодня в Министерстве бытового обслуживания. Хоть семья и быт — близкие категории, но все же семья и дети куда более сопряжены между собой. Однако разговоры остались разговорами, и Семейный совет пока бездействует.
У нашей организации нет формального членства. Член фонда — тот, кто помогает детям: делом или рублем. Но у нас есть общественные органы правления фонда в центре и на местах. Только областные, краевые и республиканские отделения — это многие тысячи активистов. А за ними — миллионы, взирающие на наши дела. Я вот получил письмо от Эдиты Станиславовны Пьехи. Вот что она предлагает (цитирую): «Примерно раз в год заслушивать публичные отчеты каждого члена центрального правления (и членов правлений на местах) о его личном вкладе в общее дело. Тогда выбранные люди будут чувствовать больше ответственности и понимать, что надо не только числиться, но и действовать. Суть этих отчетов печатать в газете «Семья».
А дальше вот она как пишет о себе: «Еще до создания фонда я решила взять шефство над каким-нибудь детским домом. Им оказался дом № 53 Выборгского района. И вот скоро исполнится 2 года нашей дружбы. Я помогала организовать в детском доме работу музыкальной школы, вот уже второй год в доме есть хор (70 человек), 20 ребятишек занимаются по классу фортепиано. Присутствую на рабочих репетициях, выступлениях, на экзамене, помогала в выборе репертуара. Все дети успешно перешли во второй класс (причем, экзамен вылился в настоящий праздник музыки), а 5 человек, наиболее способных, стали ходить в музыкальную школу на сольфеджио и композиторское отделение. Сейчас надо подыскать преподавателя класса гитары (много желающих заниматься); установила прочные связи детского дома с Кировским театром, цирком, кукольным театром, и теперь мои дети 2—3 раза в месяц посещают лучшие театры Ленинграда, филармонию, консерваторию; подключила к работе с ребятишками мастеров-парикмахеров высокого класса, которые не только рассказывают ребятам, как ухаживать за головой, но и делают 1 раз в 3 месяца модные современные стрижки.
Сейчас передо мной новая задача: наладить такие же отношения детского дома с ателье мод, организовать показы современной молодежной одежды; 8 Марта приехали всем ансамблем и дали концерт по заявкам женщин — работниц детского дома; в День учителя получился теплый вечер...
Конечно, всего не перечислишь. Просто у нас теперь сложились такие отношения, что мне в этом доме хорошо, тепло и уютно. Меня тянет к ребятам, а их, по-моему, ко мне. Я вот сегодня даже не представляю себя без моих ребятишек (маленьких и совсем взрослых). Каждую свободную минуту я иду в детский дом, а ребята часто бывают у меня. А сколько задушевных разговоров ведем мы вместе или у меня дома, или в детском доме! А какими радостными получаются наши совместные прогулки! А сколько теплых телеграмм получаю я от маленьких друзей даже из-за рубежа! И я пришла к выводу: мы не имеем права просто откупаться сегодня от детей детского дома только подарками, переводом денег (пусть даже крупных сумм). Мы сами должны идти в детские дома, суметь полюбить этих ребятишек, сделаться для них нужными, помогать им конкретными делами. Сейчас я уезжаю в Венгрию на гастроли, а возвратившись (где-то у меня будет неделька), вплотную займусь оказанием помощи в работе с попечительским советом. Надо помочь с подбором кадров и выполнить еще ряд просьб (с жильем, с выпускниками и т. д.). И все-таки меня постоянно не покидает чувство вины перед ребятами, коллективом, что я делаю мало. Каждый из нас должен быть пропагандистом добра. Сейчас в моем репертуаре появилась песня «Мама не приходит». Перед ее исполнением я рассказываю о моем детском доме.
Люди в зале плачут. И мне кажется, что это помогает им быть добрее, помогает задуматься: почему в наше мирное время столько сирот при живых родителях? А поскольку я за 2 года исполняла песню более 200 раз в разных уголках страны, в сердцах тысяч людей она оставила след. Вот пока и все о моем скромном вкладе в наше общее и очень нужное дело. Посылаю несколько фотографий. Глядя на них, непонятно, кому лучше и радостнее от общения: детям или мне. По-моему, нам вместе».
Думаю, это письмо, приведенное здесь почти полностью, не требует больше комментариев к серьезной теме: как должен работать член правления фонда, активист, исповедующий добросердечие конкретного поступка.
Единственное, что следует уточнить, так это вопрос об отношении к деньгам. Правильно пишет Эдита Станиславовна, что откупаться деньгами и подачками негоже. Но и без денег ничего не сделаешь. Повторю сказанное однажды: гуманизм, деятельная доброта требуют денег, и только такой гуманизм — гуманизм, а все остальное — болтовня о гуманизме.
Кроме дорогостоящих проектов милосердия, которые я уже называл, есть предложение построить Всесоюзный центр детского здоровья в Москве или ближайшем Подмосковье, организовать Детскую академию искусств, профинансировать программу «СПИД и дети», данные всех воспитанников сиротских заведений стоило бы заложить в компьютер и осуществить многолетнее слежение за их судьбами — все это, как нетрудно догадаться, стоит денег, и немалых. Тем более, страна переходит к экономическим способам регуляции всей жизни. Так что мы предлагаем Эдите Станиславовне и всем нам распространить плюрализм и на эту сферу, применить принцип «и—и»: и душевная, и материальная помощь детям.
Вообще экономическая концепция Детского фонда уже, можно сказать, определилась. Это общенародная чаша, средства из которой переливаются в добрые дела для детей. Десант медиков и «мини-Артек» в Крыму, тридцать детских домов семейного типа и противотуберкулезный санаторий для детей народов Севера, детский дом промышленного предприятия и, если пробьем, свой детский театр, свой цирк, многообразие местных благотворительных проектов и целей — всего не перечесть.
Но это все расходные инициативы. Тут мы тратим деньги, и немалые. Значит, и это вполне естественно, надо создать свою «подотрасль», наш капитал может иметь лишь одну тенденцию — к приумножению. Взносы государственных, общественных организаций, трудовых коллективов и граждан не могут быть бесконечным и неиссякаемым источником. Нет, ясное дело, пусть он никогда не иссякает, но фонд должен организовать главный приток средств созданием своих производственных мощностей, в свою очередь адресованных детству.
Что, например?
Мы проработали возможность строительства своей типографии, которая бы выпускала большими тиражами книги для детей и для родителей. Стремимся построить завод по производству шприцев одноразового пользования. Мечтаем о совместном предприятии по переработке газетной макулатуры в новую бумагу и безлимитной подписке на еженедельник «Семья». Внесли предложение о строительстве завода по выпуску пеленок одноразового пользования. Хотели бы принять участие в совместном предприятии по производству детского питания.
Речь не идет о каких-то индустриальных гигантах. За исключением разве что одного. Вместе с комсомолом, другими организациями мы пытаемся создать Всесоюзную акционерную фирму «Игрушка», принять из Минлегпрома СССР и некоторых других отраслей промышленности десятки предприятий и наладить выпуск современных игр. Пока это проект, трудно представить, как он пойдет, но намерение существует.
На многих территориях сейчас будут закрываться нерентабельные предприятия. Отделениям фонда надо проявлять инициативу, только экономически обоснованную, помня при этом: ни один рубль, данный нам народом, не должен тратиться на содержание аппарата.
Формула эта не нова, ее утвердила наша учредительная конференция, и священное обязательство мы выполняем твердо.
Чтобы в народе не было праздных разговоров и слухов, а у наших работников — путаницы, мы добились у Жилсоцбанка открытия двух счетов фонда: 707 (народные и общественные средства, предназначенные для детей) и 700 (для денег, заработанных фондом на его жизнедеятельность).
Некоторые отделения сразу проявили вкус и понимание таких подходов. Литовское республиканское отделение начинает выпускать свой журнал «Семья» совместно с Министерством народного образования и отказывается от центральной дотации на содержание штатных сотрудников с 1989 года. Открыв несколько кооперативов, полностью обеспечивает свои потребности грузинское отделение. Решили эту проблему молдавское и оренбургское отделения. Честь им и слава. Лидеры этих правлений хорошо поняли, что такое самофинансирование и экономическая инициативность.
Повторяю: штаты повсюду небольшие, даже микроскопические, денег в каждом отдельном случае нужно не так-то и много, и заработать их нетрудно, если по-современному относиться к делу и средствам. Собственно, в отсутствии иждивенчества, в умении толково поставить работу, в том числе, и с точки зрения финансового расчета, состоят новые требования жизни, экономической политики. Мы — не бюджетная система, мы сами, ни на кого не уповая, должны собрать средства и для детей, и себя прокормить.
Есть у нас цели, к которым мы пока не сумели подступиться всерьез. Не знаем, с какого края и как помогать детям, преступившим закон. Очевидно, что здесь благотворительность должна обрести совсем иные, порой суровые, черты. Стоит малому человеку совершить грех, как он мигом попадает в разряд отверженных, а это дарует рецидивную преступность. Спецшколы, спецПТУ, колонии для несовершеннолетних переполнены детьми, и настала пора обратить взор к законодательству, к судебной практике, к иным, кроме колонии, средствам — не наказания, а исправления.
Не нашли мы пока своих способов поиска и поддержки молодых талантов. Для начала есть элементарное предложение — учредить стипендии Детского фонда наиболее одаренным детям; надо сознавать, что это лишь вершки, корешки же куда глубже, и здесь нам надо входить в деловой контакт с Академией наук СССР, академиями художеств, медицинских, педагогических наук СССР, с Государственными комитетами по науке и технике и народному образованию.
Настала пора активнее привлечь интеллигенцию. Кое-что сделано, конечно. Удивительным зрелищем, например, стал первый благотворительный шахматный сеанс одновременной игры на 400 досках, в котором приняли участие 20 ведущих советских гроссмейстеров. В прекрасное действо вылился благотворительный концерт центральных журналов. Десятки своих работ подарили фонду для международных аукционов художники Москвы.
Теперь нам надлежит выйти на новый виток. Герой Советского Союза полярник Артур Чилингаров предлагает выбросить на Северный полюс детский десант, пригласив в него и юных американцев, причем это должны быть обездоленные дети. Идея — утвердить надежду, вдохнуть чувство уверенности в том, что ты нужен людям, что в мире существует доброта и в силах человека, одолев все тяготы, прийти к высоким целям.
Федерация футбола помогла нам провести в Анапе первый Всесоюзный турнир интернатных команд. Олимпийцы, улетая в Сеул, устроили благотворительные выступления для детей Хабаровска, а Спорткомитет СССР выдвинул проект строительства юношеской спортивной школы для сирот. Проектов и осуществленных идей уже сегодня мы просто не в состоянии перечислить.
В наших намерениях — создание хозрасчетной дирекции благотворительных программ фонда, хозрасчетного пресс-агентства, или пресс-бюро, которое бы распространяло, прежде всего для местной печати, материалы о воспитании, о спасении здоровья и жизни детей, беседы с известными защитниками детства, информацию о нашей работе. Всем надо помнить: печать, радио, телевидение могут быть нашими мощными союзниками, как, например, «Учительская газета», или — столь же мощными противниками.
Например, в сентябре «Советский спорт» процитировал доселе нам неизвестную Ким, которая в каком-то общественном собрании заявила, что Детский фонд готов финансировать Всесоюзный конкурс красоты.
Даже не позвонив в фонд, газета поторопилась довести эту лжесенсацию до сведения читателей. Естественно, народ откликнулся возмущением. Редакция обнародовала письма, достигнув, таким образом, своей недалекой цели. А уж потом, произведя нужный ей эффект, напечатала вчетверо урезанное письмо фонда, где говорилось, что мы ни сном ни духом не ведаем о подобном намерении истратить народные деньги.
Такова лжедемократия в действии. Оболгать — пожалуйста, публично извиниться — увольте. Прав, выходит, всегда тот, у кого печатный станок. А говоря прямо, «Советский спорт» воспользовался приемом «желтой» прессы. Источник лжеинформации оказался совершенно негодным, и хотя Ким, работающая заместителем директора международных выставок Всесоюзного объединения «Экспоцентр», действительно член правления Московского городского отделения фонда, финансирование конкурса красоты в президиуме этой организации не обсуждалось. Дамская, простите, болтовня становится основанием для публичной диффамации фонда, и этой лжи верят многие, даже безответственные корреспонденты Всесоюзного радио, которые спустя полмесяца, опять не проверив факты, повторяют небылицу.
Почему я так много места уделяю такой вроде бы мелочи?
Во-первых, потому, что обдуманность и ответственность не только обязанность лидеров, но и всех общественников. Пустопорожняя болтовня, если она творится публично, тоже, как видите, источник информации. Во-вторых, каждому, кто написал нам возмущенное письмо, мы отвечаем подробно и терпеливо. Обращаюсь и к местным отделениям: не жалейте сил, чтобы развеять эти мифы, разубедить людей. В борьбе с такими некорректными манерами наши оппоненты рассчитывают на нашу безответственность, на то, что напечатанная в углу маленькая заметка, восстанавливающая справедливость, не будет замечена, а если и будет, то поезд людского возмущения к тому времени уйдет, что наши возражения, напечатанные в «Семье», прочтут не те читатели, что выписывают «Спорт», «Литературку», «Экономическую газету», где в последнее время напечатаны злонамеренные передержки в адрес фонда, и все это делается на ровном месте, когда мы еще не совершили никаких ошибок, не споткнулись. А что станет, если ошибемся? Неужто же мы заранее приговорены?
Говоря о детских бедах, мы говорим: это такие беды, что бездействовать стыдно, лучше делать добро, ошибаться, чем ничего не делать. Невольно спрашиваешь: неужто же кто-то хочет, чтобы мы остановились, перестали накапливать силы, средства, перестали помогать детям в большом и малом?
Организация дела, умение вызвать в людях доброе чувство, желание помочь детям, творческая изобретательность в самом широком смысле слова с привлечением тысяч и миллионов людей — да разве может быть дело более увлекательное, возвышенное? Организовать милосердную помощь малым и слабым, добиться исполнения их прав, сделать добрее общество, народ — что может быть важнее! Перестраивая экономику, одновременно надобно перенастраивать людские души. Смотрите, сколько ожесточенности, неверия, злобы, зависти накопило общество! Порой кажется, ожесточенных — большинство. Но читаешь почту, распечатываешь посылку с пуховыми носками для детдомовцев, присланную из глухой деревни, видишь приветливые глаза массажистки, разминающей скрюченное детское тельце в доме ребенка, и думаешь: нет, не так-то просто распять, испепелить, вытравить народную милосердность.
Кстати, кто первым поддержал фонд морально и материально? Простой, неимущий народ! Старики и старухи из домов престарелых, пенсионеры — видать, те, кто по себе знает, что такое покинутость, забытость, одиночество. Среди первых много детей: спасибо учителям, они, кстати, тоже откликнулись, отозвались душой сразу, с полуслова поняв, о чем речь. Экипажи рыбаков и моряков, железнодорожные и рабочие бригады, коллективы огромных заводов и просто безвестные люди — поклон и благодарность вам от имени детства.
Мы намерены каждому человеку сказать спасибо, изданы нарядные благодарственные открытки, важно не забыть ни одного. Научиться говорить спасибо — это значит научиться подвигать вперед народную доброту. Это же должен делать народный книжный банк.
При фонде образован Союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей — это итог всесоюзной встречи, которую фонд организовал нынче в Киеве. Немного осталось их среди нас, всего-то три тысячи. Мы боремся за предоставление бывшим детям, из которых фашисты качали кровь, над которыми глумились, клеймя, как скот, номерами, на глазах у которых расстреливали их родителей — подпольщиков и партизан, таких прав, которые бы приближали их к участникам войны.
Не скрою: пока победить не удается. Но мы не отступаем и не отступим, а сейчас бывшие узники становятся активными бойцами фонда. Надо нам по-настоящему поднять на дело и бывших воспитанников детских домов. А разве такое дело, как отыскание могил жертв сталинских репрессий, которое начала газета «Семья», — не наше дело, коли мы утверждаем, что в основе всех основ надежность и сила семьи?! Работа, которую делает еженедельник, тягостна. Я испытал чувство опустошенности, прочитав и первый, и второй материал Александра Мильчакова, сына секретаря ЦК комсомола Александра Ивановича Мильчакова, невинно репрессированного и отбывшего полный срок на Колыме. Да, опустошенность — тяжкое чувство, такое не хочется читать, не хочется знать, а надо, надо, и давайте идти вперед и этой траурной дорогой, принося людям если не успокоение, то хотя бы горестную умиротворенность.
Итак, Детский фонд действует. Делает первые шажки. Как мы оцениваем себя? Не приведи Господь, если нас посетит «чувство глубокого удовлетворения», — формула столь недавних лет, когда мнимая удача, будто фанерным щитом, заслоняла зияющие провалы, не рождая ничего, кроме растерянности и неверия.
Давайте же разучимся щадить себя, ес ли надо добиться дела, давайте разучимся жить не спеша, чтобы не оказаться вдруг еще одной, ничего не значащей конторой.
Давайте учиться борьбе, неуступчивости, давайте учиться стыду за отсталость.
Давайте хорошенько обидимся за своих собственных детей. На себя обидимся. За себя обидимся.
Словом, мы есть, мы существуем. Теперь надо, чтобы это хорошенько ощутили дети.