Работай и воздастся — Беседа Альберта Лиханова с Василием Гориным

Василий Яковлевич Горин - человек скромный, не велеречивый, но очень теплый. Он - дважды Герой Социалистического Труда и представляет профессию вымирающую - председатель колхоза. В нынешние времена колхоз сохранился, несмотря на все политические и структурные перемены. И колхоз этот остается величайшим трудовым образцом. Образцом того, как можно и нужно хорошо и правильно жить, грамотно работать.

Человек, который возглавляет этот колхоз, и в нынешние времена признан. Он почетный профессор Тимирязевской академии, удостоен премии известного русского аграрного деятеля - Столыпина. И все, что делается в деревне Бессоновка, где он родился, вырос и стал председателем колхоза - вызывает глубокое уважение к нему, глубокое уважение к труду.



Альберт Лиханов: Дорогой Василий Яковлевич, для молодых людей по-прежнему актуальным остается такой тезис – делать жизнь с кого-то. Но если нынешний молодой человек будет постоянно смотреть телевидение, читать газеты, то, мне кажется, что в голове у него возникнет некое несообразие. Ему предлагают делать жизнь с девочек-мальчиков из «Фабрики звезд», которые умеют танцевать, плясать, и заработают в скором будущем легкие гонорары.

Сегодня мы практически не знаем имени ни одного знаменитого крестьянина, рабочего, инженера, даже конструктора, даже ученого. Из ученых, разве что мы слышим только имена наших нобелевских лауреатов. А все остальные, — но они же по-прежнему работают и существуют! — отошли в тень. Мне кажется, это величайшая несправедливость, ибо жизнь делать надо с людей, которые олицетворяют собой труд: как они добились чего-то, каждый в своем деле, в своей отрасли, призвание нашли, прежде всего, реализовав себя в каком-то деле.

Вы человек замечательный, знаменитый, прожили славную жизнь. Вы — дважды Герой Социалистического Труда, давно уже во главе известного колхоза, который остается колхозом и сегодня, что очень интересно. Потому что слово «колхоз» – это коллективное хозяйство, это не один человек, а труд многих людей, и этих людей надо соединить в общее дело. Поэтому мой первый вопрос такой: когда вы в вашем детстве впервые ощутили, что жизнь это, прежде всего, работа?

Василий Горин: Мой отец лишился своего отца трех лет, а матери семи. Мало того, у него еще сестренка Поля была — годик ей. Из взрослых – только бабушка. И, тем не менее, он царапался как-то в жизни. Сначала воспитывался у дедушки и бабушки своей матери. Этот дедушка, мой прадед, был крепостным, служил кучером у барина. В тарантас запрягал шестерых лошадей, рысаков, И как пойдут они по кочкам, трясти начинает. И барин его в спину палкой, а палка с медным набалдашником. Стал прадед горбатым. Вот, значит, стало отцу восемь лет, он годик в школе побыл, и ему его дедушка говорит – внучек, я кормить вас не могу, надо идти работать. И он пошел работать, пас телят. Лет в тринадцать пришел к барину, говорит – барин, мой отец погиб из-за того, что он кучером был, и его убили, когда он в Харьков барину зимой продукты из поместья перевозил. Дайте мне какую-нибудь другую работу.

Барин его смазчиком на молотилку поставил. Перед революцией отец работал машинистом в одном из имений помещика. Помещик этот, видимо, ценил людей, платил им довольно прилично зарплату. Квартира у отца была, семья нормальная, детей много – нас одиннадцать было у мамы. Живых осталось пять, я самый меньший, все девочки, один я мужик.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, но отец ваш ведь и кузнецом был?

Василий Горин: Да, потом, когда революция пришла, он дома построил кузницу. Кузнец хороший. Всегда у него есть заказы.

Альберт Лиханов: Я читал, что он был сильный человек, мог жеребца держать за ногу, когда подковывал его.

Василий Горин: Да, да. Так вот, мы жили прилично. Папа много работал, и жили мы значительно лучше, чем окружающие нас.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, наверное для вашего отца и его крестьянских предков понятие труда не требовало никаких объяснений. Труд был просто жизнью. Работаешь – значит кормишься. Ты и жив-то благодаря труду, так ведь? Никакого трудового воспитания, как нынче говорят, не требовалось. Вся окружающая жизнь и была воспитанием.

Василий Горин: Ну вот я помню, мне лет пять было, наверное. Мама меня будила и говорит – иди гусят паси. И ничего в этом странного не было. Я поднимался и шел. Когда мне стало восемь лет, колхоз организовался, и все наше имущество передали туда. А в шесть лет я уже пас коня, просто некому было.

Альберт Лиханов: Какие это у вас вызывало чувства?

Василий Горин: А я с удовольствием всюду шел. И с пяти лет я все время работал. В колхозе начал — девять лет мне было или десять. Из школы прихожу, начались каникулы, а отец мне дает кнут и говорит: я договорился с председателем колхоза, иди телят паси. Я пошел. И только за десяток дней до школы, он говорит – иди, отдыхай, брось, не ходи на работу. Отец был вообще интересный человек. Обычно всегда мать всегда ближе к детям, а мы любили больше отца.

Альберт Лиханов: Расскажите, что он вам сказал, когда вы уходили в армию.

Василий Горин: В 39 году я в военное училище поступал. Значит, собралась семья, потому что завтра мне идти в армию. И вот он мне говорит – сынок, вот упрекали соседи мои, друзья мои меня, что я скупой очень, что я ребенка, единственного сына, и того заставляю с утра до ночи работать. Я, говорит, никому ничего не отвечал, но тебе скажу, что хотел одного, чтобы ты был человеком и не боялся любого труда – самого грязного, самого тяжелого. Чтобы если, не дай Бог, случится с тобой какое несчастье, то ты готов был бы выполнять любую работу. Это одно дело. А второе, я хотел, чтобы ты попробовал самой тяжелой работы и захотел учиться. И, действительно, я учился. Хорошо учился.

Альберт Лиханов: Короче говоря, отец вам дал завет, что труд – единственное спасение? Правильно? Причем, не надо бояться никакого труда.

Василий Горин: Да.

Альберт Лиханов: И вы уже были готовы к этому.

Василий Горин: Конечно.

Альберт Лиханов: Ведь вот в какое училище военное вы поступили?

Василий Горин: В военно-медицинское.

Альберт Лиханов: И вы получили военно-медицинское образование. С расчетом на войну, которая тут же и грянула.

Василий Горин: 12 июня 41 года мне присвоили звание лейтенант медицинской службы, а 22-го я уже был в Белоруссии.

Альберт Лиханов: Многие врачи работали, так сказать, в отдалении от линии фронта. А прямо на фронте были медсанбаты. Я думаю, что окончившие военно-медицинское училище, — они как раз были ни самой передовой, на передней линии?

Василий Горин: Конечно.

Альберт Лиханов: Где Вы воевали? Я имею в виду фельдшерскую работу, этот тяжелейший военный труд, где кровь, раненые, убитые – горе и беда.

Василий Горин: Я в первый же час войны увидел убитых и раненых. Самолеты налетели, я со второго этажа бежал, смотрю – убитый человек лежит – и это мой товарищ, такой же по званию, как и я, он погиб первым. Вот так я понял, что такое война. Но Бог с ней, Бог с ней. Прошла она.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, вот Вы вернулись после войны сюда и стали работать заведующим фельдшерско-акушерским пунктом. Вам всем приходилось заниматься, правда? Ведь работа фельдшера – это одна из самых грязных, так сказать, в медицине…

Василий Горин: Я всегда любил свою работу. Знаете ли, для того, чтобы работать, надо работу любить. А для того, чтобы ее любить, надо ее знать. И надо учиться. И на войне, и после нее я постоянно учился, ездил на консультации в больницы, домой к врачам, консультировался, потому что ведь в то время, сразу после войны, главным врачом нашей районной больницы был, к примеру, такой же фельдшер, как и я. В 49 году акушерка, которая работала со мной вместе, родила и очень неудачно, год не работала. И мне пришлось принять 87 родов на дому.

Альберт Лиханов: А сколько вообще вы приняли?

Василий Горин: Да не считал! Но я делал все возможное. Тогда сделали мы роддом у себя в селе, вот тут, в Бессоновке. Я понимал, что рожать дома нельзя, что, во-первых, это грязь, в домах такая нищета послевоенная была, которую просто представить сегодня трудно. Завшивленность, грязь, нищета! Поэтому я все сделал для того, чтобы роддом открыли. И мы уже роды принимали в более-менее человеческих условиях. Во всяком случае, это не домашние роды — в грязи, где и теленок в комнате, и поросенок, и вот там ребенок рождается.

Альберт Лиханов: Но сейчас-то, небось, у вас роддом уже по последнему слову…

Василий Горин: Ну сейчас мы возим рожениц в Белгород, да и у нас хороший роддом. Только родов тех нет. Если я 87 родов принял в одной Бессоновке в 49 году, то сейчас… У нас сегодня шесть сел в колхозе и самый пик, так сказать, за последние 15-20 лет был в 91 году… родилось 97 ребятишек. А самый низкий уровень в 99 году – всего 37. То есть, в три раза уменьшилось рождение детей за десять лет. Правда, в этом году, я думаю, наверное, родов 65-67, наверное, будет.

Альберт Лиханов: Поздравляю вас.

Василий Горин: Спасибо. Да, рождаемость увеличивается, знаете ли. У меня такая великая радость, когда еду по селу, а навстречу с колясочками идут мамы. Мы для этого немало делаем в хозяйстве. Что именно? Первое, это мы облегчаем работу за какое-то время до родов. И потом со дня рождения до двух с половиной лет мамаше по тысяче рублей в месяц от колхоза платим пособие для этого ребенка. А почему до двух с половиной лет? Потому что в два с половиной года мы в детский садик принимаем, а детский садик у нас бесплатный.

Альберт Лиханов: Рассказывают, что когда вы были руководителем медпункта после войны, вы каждое утро ходили к школе и всех детей, которые входили в школу, осматривали.

Василий Горин: Не каждый день, один раз в неделю. Знаете ли, был год, когда сыпной тиф навалился. А сыпной тиф – это вши, страшная была завшивленность у людей. Надо было что-то делать. Мыла не было. Средств борьбы — никаких. Единственное что мы делали щелок. Из пережженной соломы делали настой такой, и вот там кипятили вещи. Поэтому один раз в неделю – это четверг, я до сегодняшнего дня помню, приходил к школе. У нас училось 640 детей, и я всех смотрел, каждого абсолютно, и если находил там гниду, отправлял домой — иди и кипяти одежду. То есть, мы прекратили этот сыпной тиф.

Альберт Лиханов: Вот вы руководитель медпункта, и это от должности председателя колхоза как-то немножко далековато. Или это только кажется…

Василий Горин: Да, это очень далеко.

Альберт Лиханов: Но как же произошел ваш переход туда? Вернее, как получилось, что люди, с которыми вы тут живете и которые вас знают, именно вас попросили возглавить колхоз?

Василий Горин: Раньше на пространстве нашего нынешнего колхоза было 10 хозяйств, маленьких – от 100 гектаров земли до 800, самое большее. И вот 16 августа 50-го года собралось общее собрание по объединению всех десяти колхозов в один колхоз, прошло укрупнение. И оно, кстати, нужно было. И было трудоспособных 950 колхозников.

Альберт Лиханов: В объединенном колхозе?

Василий Горин: Да, вот уже в этих десяти колхозах 950 колхозников. А через семь с половиной лет, когда мне пришлось возглавить колхоз – оставалось 346. Две трети практически ушло. Это вообще какой-то кошмар! Каждый год менялся председатель. Два из них попали в тюрьму. А село Бессоновка – мое родное, я родился здесь. Я понимал, пропадает просто село. И я вмешивался во все. Не мог иначе. Видел безобразия, приходил к председателю колхоза, говорил – что ты делаешь, вот у тебя то-то и то-то там и там… Не помогает. И, в общем, меня пригласил первый секретарь райкома партии раз, второй раз, и мне пришлось идти сюда.

Это был, конечно, кошмар. 2 февраля 59 года, в три часа дня началось отчетное собрание, а в 2 часа ночи 3 февраля меня избрали председателем колхоза. Представьте, что это было за собрание. Полсуток — пьяная оргия, накурено, наплевано, орут, что попало. Вот сидят-сидят, встает группа человек пять-шесть, пошли, приходят через двадцать минут – добавили еще, подвыпили, и приходят, продолжают собрание.

Наконец, первый секретарь райкома партии встает и говорит: мы каждый год меняли председателя, привозили чужого, теперь рекомендуем вашего. Ну, зал встал, и аплодировать начал. Я понимал хорошо, зачем я иду. Я поднялся и говорю – друзья, не надо радоваться, слишком рано. Ну, первое. Вот такое собрание, оно будет последним таким, больше выпивших тут не увидите, курить никто на собраниях не будет, и орать вот так я никому не позволю. И воровства не будет. Знайте, что вот на этом конец. Альберт Лиханов: Эти аплодисменты, Василий Яковлевич, они же не просто аплодисменты как артисту. Вас люди знали.

Василий Горин: Конечно. И я всех до единого знал.

Альберт Лиханов: Вам пошло в зачет, что вы и детей осматривали по четвергам в школе, спасали от тифа? И знал же народ, что вы с бывшими председателями колхоза воевали – не для того ведь, чтоб норов свой показать, просто вы боролись за какую-то истину, за правду. И, между прочим, это шло от понимания того, что труд организовывать надо по-другому. Так ведь это?

Василий Горин: Да, на самом деле… Я понимал, что надо. Я видел, что делается. Я знал всю подноготную. Я знал, что пропивали все. Представьте себе, что в тот год 11 центнеров урожай зерна, мы сейчас получаем кукурузы свыше ста центнеров, тогда 1300 литров на корову. Сейчас мы доим 6 с половиной тысяч и у нас две с половиной тысяч коров. А тогда было 118 коров. Семь яичек на несушку за год.

Альберт Лиханов: За год?

Василий Горин: Да, семь. Остальные, видимо, на закуску пошли, да разворовывали, конечно. Свеклы, вот мы сейчас 550 центнеров имеем, причем у нас более двух тысяч гектаров, а тогда там свеклы было 170 гектаров, и получали по 85 центнеров. Люди не видели годами вообще ни копеечки, да еще за все должны были. Возьмет лошадь куда-то там — уже должником становится, понимаете?

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, вот Вольтер, великий философ 18 века, сказал такую фразу: труд освобождает человека от трех величайших зол — от скуки, порока и нужды.

Василий Горин: Согласен с Вольтером.

Альберт Лиханов: И вот, наверное, то, что вы начали делать в качестве председателя колхоза — не такими высокими материями обозначаются, но, в общем то же самое происходило?

Василий Горин: Вы, знаете ли, я вам скажу, что я благодарен народу нашему. Я благодарен людям за то, что они меня поняли и всегда меня поддерживали.

Я поставил задачу тогда – борьба с пьянкой и воровством, и все это далеко в прошлом. Прошли годы, я 48 лет тут работаю председателем, и каждый раз, выходя на трибуну перед народом, вы знаете, какой-то чувствую трепет. 48 – казалось бы, стаж приличный, одни и те же люди, я знаю, что у нас все в порядке, и в то же время с каким-то трепетом, с тревогой, в первую минуту выходишь. Люди знали, что я воровать не буду, я пришел не для того. Я сразу отказался от заработной платы денежной, а мой предшественник получал деньги. Я отказался и сказал, что я буду получать тогда, когда все станут получать. И мы первыми в Белгородчине перешли на прямую денежную оплату через два с половиной года после моего начала.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, обобщая, можно сказать, что вы в скорые сроки освободили людей от главного ярма крестьянского – от нужды. Люди стали чувствовать себя достаточными, правильно?

Василий Горин: Да.

Альберт Лиханов: Ну, а такое понятие как «порок», наверное, тоже вслед за этим как бы отпало. Вы расскажите, как боролись с пороками, прежде всего с воровством?

Василий Горин: Воровство ведь – это социальное зло, как и алкоголизм. У нас работает сегодня 1650 человек, но вы на работе никогда не услышите запах алкоголя ни от кого. Колхозник на работу после выпивки вчерашней не пойдет. У нас же тоже выпивают люди, и надо же отметить день рождения, ну мало ли, праздник, что угодно отметить, но вы не увидите пьяного.

Мы проводим праздники. Два раза в год мы грандиозные праздники общеколхозные проводим – это «Встреча русской зимы», «Проводы русской зимы», где собирается тысяча – полторы тысячи человек. А еще «Праздник русской березки».

Вот последний праздник начался в 10 часов утра. Расходиться начали в 4 часа дня. Выпивки сколько угодно, полно закусок любых, сколько хочешь, причем многие бесплатно. Но нет ни одного пьяного. Праздник ведь. Выпивки сколько угодно, понимаете. Где вы видели в селе, чтобы водка недопитая, вино остались на столе? А у нас сколько угодно.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, но как вы к этому приходили? В первые годы, как я читал, вы с женой даже вместе в засаде были. Бывало такое?

Василий Горин: Бывало, бывало.

Альберт Лиханов: Что это значит, расскажите.

Василий Горин: Я уже сказал, что воровство – это социальное зло. Отчего человек ворует? Значит, первый раз он идет по нужде. А у нас тогда кормов не было, их не давали просто. А не давали потому, что нечего, когда земля не родила совсем. Мы же ее не обрабатывали. Мы же издевались над землей. Работать надо было, а мы не работали как следует. Вобщем, воровали корма для своего скота, а у колхоза несчастные 118 коров погибают от бескормицы. Поэтому ночью я ходил, значит, охранял запасы кормов для общего стада. И пустили слух некоторые, мол, если Горин еще пойдет на охрану туда, мы его убьем. Ну, мало ли дураков. Жена говорит – я тебя больше не пущу. Я ей свои доводы. – Тогда и я пойду. — Вот мы встали и вдвоем пошли. Собаку еще с собой брали.

Альберт Лиханов: Но как только нужда миновала, это воровство кончилось?

Василий Горин: Кончилось, конечно. И сегодня я горжусь тем, что в колхозе Фрунзе, — еще раз говорю, — даже запаха алкоголя нет. Я горжусь тем, что воровства не стало.

Альберт Лиханов: А вот объясните такую вещь. Мы живем в эпоху, когда крупное воровство процветает. Мы знаем об этом, и никто этого уже не скрывает… Что заставляет людей, скажем так, укравших миллион, тащить следующий? Ведь ему уже достаточно. Ну, украл — и успокойся. Вот почему такая ненасытность, как вы считаете?

Василий Горин: Наверное, чем больше есть, тем больше хочется. Я и сам удивляюсь, нужны ли миллиарды тем, кто уже имеет эти миллиарды? Что ты будешь с ними делать? Спрашивается, зачем тебе больше? Куда ты девать будешь? Ведь ты подумал бы, наверное, что ты грабишь людей, остается кто-то несчастный, кто-то полураздетый, в холоде, голодный, нищий. Нет, с такой несправедливостью нельзя смириться.

Альберт Лиханов: Я бы хотел вернуться к слову «колхоз». Когда люди вместе, сообща работают и хозяин, или скажем так, лидер — нормальный честный человек, — то ведь достатка, а не сверхбогатства, достигают все. А когда создается акционерное общество, где у хозяина, — и это никто и не видит, — 90 процентов акций, и он невидимо для других становится супербогатым и не делится этим богатством с другими, в том числе со своими акционерами, — тут совершенно другая конфигурация. То есть, тут вроде присутствует коллективный труд и в то же время он спрятан от этого коллективного хозяйства, принадлежит одному.

Василий Горин: Конечно, конечно, в этом-то и вся суть нашего коллектива. Мы не дали разворовать наше хозяйство. И сами на это не пошли. Собрание общее собрали, спросили: делимся мы или не делимся? Растаскиваем или сохраняем? Нет, сказал народ, мы останемся. Потом на меня давили сверху, так что потом пришлось собирать даже сходки граждан, где все письменно подтверждали, что люди голосуют за коллективное хозяйство.

Альберт Лиханов: То есть вас тоже склоняли?...

Василий Горин: Да, конечно, конечно.

Альберт Лиханов: Акционерное общество и все такое.

Василий Горин: И сильно склоняли, да.

Альберт Лиханов: Вам предлагали – пожалуйста, пользуйтесь, вам лично ничего не грозит, но колхоз…

Василий Горин: Да, мне говорили: распусти колхоз. А как я распущу? Что, приказом, что ли? Ведь это же свободное, свободно созданное хозяйство.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, можно так понять вас, что превращение колхоза, коллективного хозяйства в акционерное общество создало бы предпосылки для неравенства материального и социального? И это была главная причина для того, чтобы вы воспротивились ликвидации колхоза. Есть какие-то другие причины?

Василий Горин: Я знаю одно: наше хозяйство живет, и живет неплохо. Стабильная заработная плата у нас. И это не потому, что Горин вот тут все возглавляет. У нас тут уже сложилась мощная и разумная правящая коллективная сила. У нас сегодня 182 специалиста сельского хозяйства, из них 126 человек имеют высшее образование, 4 кандидата наук, из которых 2 работают над докторской диссертацией, 6 человек сейчас в аспирантуре учится. Молодежи множество. И мы все трагедией считаем, что у нас в селах сегодня полторы сотни человек полубезработных, то есть людей, которые не имеют постоянной работы. Это не беда, это трагедия, когда человек не имеет работы. Вот из него может быть и вор, и кто угодно.

Альберт Лиханов: Давайте уточним с этим.

Василий Горин: У нас проживает 5000, 1650 работает в колхозе, имеет постоянную работу, 800 пенсионеров. Есть интеллигенция, так называемые бюджетники, ее много, есть частный сектор – предприниматели, они мастерские построили… Торговля, мастерские всякие, такие же есть у нас. И в то же время есть люди, которые не имеют постоянной работы. И это наша трагедия. Мы, конечно, не допускаем, чтобы эти люди голодали, чтобы они были несчастны. За многие годы специалистами колхоза отработана система управления, организации и оплаты труда такая, которая дает возможность людям работать. И если завтра случится так, что кто-то придет и начнет ломать эти законы, все – конец… Если же останется созданное прежде, я уверен, что колхоз наш будет существовать долго, может быть вечно.

Альберт Лиханов: То есть, создан часовой механизм Горина, который работает…

Василий Горин: Нет, это не Горина, а коллектива.

Альберт Лиханов: Все равно все шло от вас, Василий Яковлевич.

Василий Горин: Да.

Альберт Лиханов: Поэтому меня очень интересует роль личности в истории колхоза. Смотрите, путь-то какой! От разрухи к полному достатку. И когда сейчас вокруг колхозов нет, — ваш-то живет. Процветает! И, наверное, вызывает зависть у других?

Василий Горин: И черную зависть. И не столько у соседей, а вот со стороны. Есть кое у кого черная зависть.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, вот такой вопрос. Я хочу, как бы, разглядеть динамику вашего личностного развития. Вот вы были мальчиком, который не гнушался грязной работы, не считал это позором, и от этого только выиграл, создал себя как личность. Дальше, на фронте вы с ранеными, кровь, смерть, и без сомнения грязь, это тоже далеко не чистоплюйство, это тяжелый труд. Дальше, вы возглавляете медпункт — то же самое, и роды, и война с тифом. Короче говоря, вы умеете все делать, умели и многое сумели сделать, а потом вы стали председателем колхоза, и это тоже поначалу был особенный труд – не стерильный, тяжкий, публичный, специфический, ведь такой профессии нету, нигде не учат на председателя колхоза.

Василий Горин: Да.

Альберт Лиханов: Нет такого института, где был бы факультет председателя колхоза.

Василий Горин: Менеджеров сегодня готовят.

Альберт Лиханов: Но менеджер это же совсем другое? Одно дело руководить, действительно, коллективным трудом, вот 1650 человек работает, тут и доярки, и свинарки…

Василий Горин: И строители…

Альберт Лиханов: И машины, и бог знает что. Тут, вот я и говорю, что роль, работа председателя колхоза это совершенно особый труд. Это уже как бы главный конструктор — вы конструируете будущее и коллективного вашего труда, и коллективного хозяйства, и будущее вот этих самых людей, которые должны по вашему чертежу завтра жить лучше, не воровать, потому что нет смысла воровать – это глупо, не жить скучно, потому что для них созданы все условия, чтобы они развивались, жили, так сказать, заполняли свободное время не только телевидением, но еще чем-то истинно духовным. То есть это подлинно конструкторская работа, которая и привела вас к этому многолетнему стабильному успеху. Ваш успех – это уже постоянное состояние. Я имею в виду не только вас лично, — хотя и вас лично, — а успех всего вашего хозяйства, вашей округи, ваших…

Василий Горин: Людей, людей.

Альберт Лиханов: Людей, конечно. Как вы ко всему этому шли? Тоже, небось, обучались чему-то по ходу дела?

Василий Горин: Жизни. Самое дорогое и самое высокое учебное заведение – это жизненная академия, жизнь. Человеку, имеющему аналитический ум, нетрудно выучиться. Главное на самого себя поглядывать критично и иронично. Ошибся, повтори все сначала, только изыми условия совершения этой ошибки, и все.

Ведь у нас, знаете ли, сложилась саморегулируемая система – люди работают, сами без понуканий. У нас никто никуда не посылает народ, у нас каждый сам знает свое дело. У нас нет никаких планерок, нет нарядов никаких, никаких больших совещаний. Вот тут на днях собиралось у нас совещание специалистов, — работающих с крупным рогатым скотом, у нас их много, специалистов. Там четыре кандидата наук – два из них работают над докторской диссертацией, в том числе главный зоотехник, ему сорок лет, он будет доктором, это умный очень человек. Так вот я просидел на этом совещании и я не выступил там, мне не было нужды выступать. Я послушал, посидел, и ушел оттуда, знаете, как валерьянки напился. Люди все делают самостоятельно, механизм отработан, все – профессионалы высшей пробы.

Альберт Лиханов: Но ведь это и есть высшее достижение, когда все делается как бы само собой.

Василий Горин: Да, конечно.

Альберт Лиханов: И ведь очень давно и вам как председателю не надо никому и ничего подсказывать? Над вами, как всегда бывало, наверное, никто теперь не стоит, не понужает, все идет своим чередом?

Василий Горин: Главное, наверное, наше «понужало» — наш «прозрачный» бюджет, он виден для всех. У нас «прозрачная» жизнь каждого из нас. Вот у колхозников больше тысячи легковых автомобилей. Хотя легковой автомобиль – это не роскошь, это предмет повседневный… А у председателя личной машины нет, она мне просто не нужна, у меня есть служебная. Ну, для чего она мне нужна, когда у меня есть служебная? Мне лишнего ничего не нужно. Люди об этом знают. Знают, что я воровать не буду. Они об этом хорошо знают, они уверены в этом. Они надеются, что и я не позволю никому делать пакости.

Альберт Лиханов: У вас рождаются дети, как вы говорите, их все больше. Дальше они учатся в школе, выходят из школы. Как их судьба складывается? Возвращаются ли они обратно в колхоз? То обстоятельство, что их родители здесь себя благополучно чувствуют, является для них примером, чтобы и самим тоже не где-то там на стороне искать счастья, славы и успеха, а именно у вас, в родных просторах?

Василий Горин: У нас молодежь чуть не на сто процентов остается дома. Причем не только те, кто просто остается после средней школы. Те, кто кончают вузы, тоже возвращаются. Даже есть такие, кто пошел после вуза на рядовую работу, — лишь бы в колхоз взяли. Рассуждают так: вуз – это хорошо, но никуда со своей родины я не пойду, останусь, знаю, что у меня работа будет.

Поэтому у нас, несмотря на то, что здесь 20 минут езды до Белгорода, людей много. И у нас есть такой закон – в колхоз имени Фрунзе принимают один раз. Ушел, обратно не возьмут.

Альберт Лиханов: То есть предательство не прощается.

Василий Горин: Да. Вот сегодня я подписал заявление одному человеку. Я с ним говорил ровно час. Я проверил его зарплату, узнал у одного руководителя, как он работает, у второго. В конце-концов, подписал. Иди, но ты не забывай — ты живешь здесь, и ты уже не вернешься.

А потом, есть и другое еще. У нас большие льготы, социальная защищенность. Что такое, скажем, детский садик? Это же картинка! Когда Горбачев к нам приезжал, он даже сказал — ты знаешь, у тебя такой детский сад, какого в Москве нет. Я не знаю, какие в Москве, я не москвич, но мы делаем все для своих деток от самого их дня рождения. Содержание ребенка там обходится колхозу в 180 рублей в день, но родители платят 5 рублей – в месяц, и то, так сказать, для проформы.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, а есть ли такой показатель: средний возраст работников колхоза?

Василий Горин: Да, и это 37 лет.

Альберт Лиханов: Можно сказать, что у вас молодежный колхоз?

Василий Горин: Нет, я бы не сказал, что молодежный колхоз. Но работают с удовольствием все.

Альберт Лиханов: Но вы же знаете, что в целом в России сейчас деревня стареет, остаются одни старики, колхозы уже похоронили, в этих ООО, всяких АО старым не место. Но если у вас здесь вот такое – 37 лет средний возраст, — значит, люди находят здесь место применения своих сил, и находят радость. Вот эту рабочую радость. Они здесь обеспечены полноценной работой.

Василий Горин: Ну, во-первых, у нас пятидневка и семичасовой рабочий день – это уже в какой-то степени радость. И городской, в целом, режим. У нас хорошие школы, причем и Школа искусств, — там занимаются 270 человек, прекраснейшие два духовых оркестра. Вот два паренька в армию пошли, они попали в Москву, в Московский гарнизон служить, и их там нашли и они отлично играют в военном оркестре. Сын главного зоотехника поступил в Белорусский государственный университет, но он прекрасный музыкант, и его сразу пригласили в ректорский духовой оркестр. Мы верим, что он будет прекраснейший юрист, — на юрфаке учится, — но он к тому же музыкант, и хороший. И я радуюсь всему этому. Как же!

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, вот такой вопрос. Есть ратная поговорка: «Один в поле не воин».

Василий Горин: Да.

Альберт Лиханов: Наверное, ратный труд во многом схож и с крестьянским трудом. В крестьянском поле один человек не работник, один человек не воин, один много не напашет. А вот я слушаю Вас, и вижу, что один в поле тоже воин. Ваше воинство доверило вам колхоз. И, так или иначе, голова ваша и ваша многолетняя тут работа, ваши трудовые познания, опыт, вот эти муки, думы они создали некую самостоятельную ценность, понимаете. Ваш опыт, мне кажется, неповторим. Это сделано один раз вами в жизни, один раз, мне кажется, особо охраняемая зона интеллектуального усилия, интеллектуального труда, физического труда, организационного труда. Ваш колхоз – авторская и творческая, именно Ваша работа.

От вас ваше воинство во многом зависимо. Вы говорите, что часто уже и независимо, потому что они сами достигли высоких профессиональных ступенек, да. И дело не пропадает, оно у вас, как часовой механизм работает. Но все равно для любого молодого человека, который выбирает свою будущность, наверное, надо принимать в расчет, что и один человек в поле воин, особенно когда он один, молодой, может быть воином в поле собственной судьбы, собственной профессиональной будущности.

Василий Горин: Да, конечно.

Альберт Лиханов: Труд, соединенный с опытом таким, сяким, пятым, десятым. Ведь вы не думали, что вы будете председателем колхоза, вы шли в медики. Судьба из медицины перевела Вас в председатели колхоза, и все получилось. И, наверное, эти медицинские знания и подходы…

Василий Горин: Они до сегодняшнего дня помогают.

Альберт Лиханов: Ну вот, видите. То есть, нет таких знаний и нет такого трудового опыта, который бы не понадобился. Любой трудовой опыт приносит пользу, это правильно?

Василий Горин: Правильно. Я вам скажу, что вот в самой работе-то я давно понял, что любой начальник не должен быть командиром — он должен быть учителем и хорошим помощником, помогать своим подчиненным выполнять его дело.

Я часто вспоминаю такой вот интересный случай. Мы сеем свеклы очень много, а свекла копается уже поздней осенью, и погода не всегда нас балует. Поэтому мы стремимся быстро ее убрать. И вот однажды я решил объехать все свеклоуборочные комбайны, – а их был 21 — посмотреть как у них дела. Говорю водителю, давай объедем всех, не вернемся домой до тех пор, пока не поглядим. Дождик накрапывать начинает. Выехали — прямо за Бессоновкой – комбайн и стоит! Я говорю водителю: езжай не по дороге, а прямо через поле — к комбайну. Стоит, почему-то стоит же, помочь же надо, может по рации кого-то вызвать? Не доходим, может быть, метров сто. И я читаю – на заднем борту уборочной машины написано: «Не стой над душой». Прочитал и мне неловко стало. Я говорю – стоп. Водитель на меня смотрит, думает, не рехнулся ли шеф. Говорю — разворачивай машину. Разворачивает машину, и поехали в контору. Приехали, я водителя отпустил. Я сам часа полтора– два ходил по кабинету и маялся: «Кто же мы, как же, что же значит: «Не стой над душой»? Я ведь помочь хотел. Но комбайнер-то прав!

Часа через два я собрал всех главных специалистов и говорю – хлопцы, давайте кончать, не дело это – стоять над душой, это уже давно прошло. И мы кончили, мы сели за стол и выработали новую технологию самоответственности, что ли?

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, а сколько в среднем у вас колхозник зарабатывает?

Василий Горин: У нас сейчас она невысокая. Средняя зарплата в этом году у нас, ну, десять, может быть чуть-чуть больше десяти тысяч рублей. Это небольшая зарплата, но она сегодня быть не может больше. Растет горючее, растет металл, ведь металл уже до 30 тысяч тонна. Давно ли она была 10 тысяч-то? Уже до 30 тысяч доходит. А закупочная цена на мясо, молоко – не растет. А на сахар так и вовсе снижается.

Причем, знаете, мне не обидно было бы, если бы, допустим, вот упала цена на мясо у нас на семь рублей, и она снизилась бы и для потребителя на столько же. Разве можно было бы обижаться, да нет, это ж для народа. Трудно нам, ну, это ж для всех. Но когда наживается кто-то на разнице цен – это ведь криминал. Есть же у нас антимонопольное министерство, оно же должно разобраться, сколько труда затрачено производителем, сколько переработчиком, сколько посредником, и что осталось продавцу. Даже любопытно. А ведь такого разбора нет. И мы не можем докричаться до экономических властей.

Альберт Лиханов: И все-таки вы экономически защищаете ваших работников?

Василий Горин: Абсолютно правильно. У нас есть ежедневное питание для всех – 2 рубля в день – для колхозников и интеллигенции, конечно, я имею в виду сельскую интеллигенцию – это учителя, это медики и все прочие, они приравнены к колхозникам. Они ведь нас обслуживают, поэтому мы… Почта и прочее.

Альберт Лиханов: Я не ослышался? Два рубля обед?

Василий Горин: Да, два рубля обед. Мы четыре раза в день кормим бесплатно тех, кто в поле работает, это водители, механизаторы, комбайнеры, и прочие, те, кто их обслуживает, все обедают бесплатно. Мы не забываем о пенсионерах, мы им платим каждый месяц дополнительно 170 рублей к той пенсии, которая есть. Это, собственно, деньги на хлеб. Мы выдаем зерно им бесплатно, сахар бесплатно — 25 килограммов сахара в год бесплатно даются. Даем им хлеб, зерно – все это бесплатно. Весь транспорт бесплатно.

Альберт Лиханов: Короче говоря, Василий Яковлевич, реальная зарплата, которую получают люди, намного выше цифры в ведомости.

Василий Горин: Конечно. Ну и много чего другого мы для людей делаем – не все зарплатой измеряется. Футболом у нас занимаются – и дети и взрослые. Есть, конечно, стадион. У нас только хоров — восемь. В общей сложности в сводном хоре колхоза участвует 200 человек. Мы только в этом году на костюмы для центрального хора затратили, наверное, 550 тысяч рублей. Певцы наши костюмированы прилично. Тратим большие деньги на культуру, на спорт. Вообще – коллективное, это ведь общее. Не только общая, на всех, работа. Отдыхать умеем тоже сообща, вместе.

Альберт Лиханов: Василий Яковлевич, вот прочитают нашу беседу люди, и многие подумают: так не бывает! Деревня вымирает, а тут – расцвет. Всюду люди из сил выбиваются, чтобы выжить, а здесь коллективные гарантии благополучия, везде жить трудно, а у Горина – легко. И самое удивительное, форма труда и общежития, вроде, развенчанная в хвост и в гриву: колхоз! Сам бы не поверил: благополучие, социализм, а, может, даже и коммунизм в отдельно взятом хозяйстве! Так что может, не стоит поспешать развенчивать состоявшееся?

Василий Горин: Ох, не стоит! Работай, и воздастся!

Беседа опубликована в газете «Трибуна» 23 ноября 2007 г.