Народ. Родина. Честь - Беседа Альберта Лиханова с Валентином Варенниковым

Валентин Иванович Варенников – истинно легендарная фигура, герой, достойный подражания. Путь от лейтенанта до генерала армии, Главнокомандующего сухопутных войск. Военная дорога от Сталинграда до Берлина – и парад Победы на Красной площади, командование нашей армией в Афганистане и ликвидация чернобыльской беды, Звезда Героя Советского Союза и тюрьма, амнистия и мужественный отказ от нее – как выстраданное убеждение, как позиция, и потом – полностью оправдывающий суд...


Надо честно сказать: все, что сделал Валентин Иванович, вся его судьба – оправдана его истинным патриотизмом, проверена любовью к Родине в самые тяжкие дни ее испытаний.

Человек обыкновенной и, в то же время, необыкновенной судьбы, которую он сам же выстроил, Варенников остается всегда самим собой, имея особое право на понимание таких важных качеств, как достоинство и верность.


Альберт ЛИХАНОВ: Валентин Иванович, вы легендарный человек, человек той породы, с которых поколения молодых должны брать и берут пример. И ваше слово бесконечно авторитетно. Давайте поговорим о патриотизме.

Дело в том, что во многих неокрепших умах разнообразные источники влияния создали или создают смуту и подвергают само это слово обструкции. А ведь, между прочим, есть совершенно замечательное признание философа, по которому патриотизм – это источник нравственности. А ваша жизнь как раз и подтверждает связь вот этих двух состояний – веры и любви к Родине, Отечеству, готовности отдать ей и жизнь, если надо, и здоровье. Как вы думаете, что такое патриотизм сегодня?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Патриотизм – это очень глубокое, благородное чувство, которое утверждалось в человеке веками. Патриотизм – это и высокое чувство. Оно стоит рядом с таким словом, как любовь. Патриотизм – это любовь к своему народу, к своей Отчизне.

Конечно, с появлением человека на свет нужно создать условия, чтобы это чувство развивалось. И условия эти должны быть, в свою очередь, тоже благородными. Мы ведь против того, чтобы в человеке воспитывали чувство эгоизма или высокомерие по отношению к другим нациям, как это делается и делалось в прошлом в ряде стран. Наоборот, мы выступаем за то, чтобы воспитание совершалось на основе ярких примеров, которыми гордится наш народ, страна. У России достаточно много таких достижений, которые возвышают наше Отечество и которыми гордятся не только соотечественники, но и все человечество. И на этих моментах надо воспитывать. И я об этом еще скажу – на чем конкретно.

Я хочу также сказать, что очень важно, чтобы все возможные силы были привлечены к воспитанию в человеке патриотического чувства, и в том числе, я думаю, не последнюю роль может сыграть Церковь. Духовность, нравственность, конечно, это очень важно. Хотя Церковь не может заменить государство. Что касается Церкви, мне хотелось бы, чтобы все конфессии перешли наконец от разговоров о традициях к главной цели – к единению наших народов. Это очень важный фактор. И мне кажется, мы должны просить мусульман, чтобы они выступили против террористических актов, в результате чего гибнут невинные люди. Это очень важно.

Патриотизм – это наше общее, межнациональное чувство. Что же касается русских, то мы гордимся своей национальностью, у нас высокий уровень гордости за наш язык, за наш народ. Великороссы – очень много сделали в целом для человечества, и человечество может гордиться всем тем, что ими создано. Но особо хотел бы отметить, что должны быть благодарны великороссам народы, которые входили в свое время в состав Советского Союза. Почему? Да потому, что и духовность, и материальная помощь народам была оказана в свое время. И сейчас судьбы народов этих нам небезразличны.

Альберт ЛИХАНОВ: Патриотизм – наверное, это и генетическое, историческое чувство. Но формируется-то оно, наверное, дома вначале, родными, родителями, любовью к отцу, матери. Вернемся к вашей семье. Вы в 17 лет закончили школу и сразу же попали в военное училище, грянула война.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да.

Альберт ЛИХАНОВ: Наверное, у вас и в голове не было, что вы можете уклониться от армии… Вот расскажите о тех ваших чувствах.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Забегая вперед, я должен сказать, что наше поколение было готово к защите Отечества. Все так было организовано. Эта готовность из поколения в поколение переходила – и в семье, и в школе. Если говорить о школе, то правильно – и патриотично преподавали нам историю, все, что связано с нашим народом. Правильная была физическая подготовка, уважение к труду…

Альберт ЛИХАНОВ: Гордости.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Гордости, естественно, за свою страну и за свой народ. У нас были причины для этой гордости. Вспоминая предвоенные годы, когда, собственно, мое мировоззрение формировалось, и я, и все мои товарищи гордились индустриализацией страны за 10 лет – с 30 по 40 годы. Это был наш общий гигантский шаг. На глазах у нас возникали новые направления в промышленности, например, авиационная промышленность, военно-промышленный комплекс и прочее. А создание таких гигантов, как Днепрогэс, Уралмаш или Челябинский тракторный завод? А новые города – Комсомольск-на-Амуре, например? И эти гигантские шаги державы – с одной стороны, внушали гордость за страну, любовь к ней, а с другой – как бы были обращены к нам, молодым: ребята, вы только учитесь – смотрите, какие вам открыты возможности, как вы нужны Родине! Востребованность, нужность – это и есть воспитание патриотизма.

Альберт ЛИХАНОВ: Но вернемся к вашей судьбе. Я вот задумываюсь: в 17 лет вы стали солдатом, а в 22 года уже закончилась война.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Еще не было 22-х даже.

Альберт ЛИХАНОВ: По нынешним меркам, 22 года – это еще только как бы… конец детства – не больше.

А вы уже прошли славный путь. Но в 41-м вы поступили в пехотное училище. Наверное, тогда понимали курсанты этого училища, что пехота – это та часть армии, которая ложится первой, погибает первой.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, в постоянном соприкосновении с противником.

Альберт ЛИХАНОВ: Чувство страха, чувство озабоченности своей собственной судьбой присутствовало у вас, или все-таки вами правили другие соображения?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я окончил училище летом 42 года, затем получил направление на Сталинградский фронт. Гордился этим. А чувства были такие: как это так, что противник прошел до Волги! Вот мы приедем и наведем порядок. Ну, молодые ребята, конечно, все это понятно.

Альберт ЛИХАНОВ: Для молодых нет преград.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Вот именно. Каждый из нас ехал на фронт с таким стремлением. Это говорило о том, что наше поколение было воспитано в духе преданности своему народу и в духе высокого патриотизма. Мы были готовы отдать все, в том числе и жизнь, для защиты Родины.

Альберт ЛИХАНОВ: Вы были лейтенантом?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Лейтенантом я был, командиром взвода. Попал в семью бойцов, среди которых уже были люди с опытом. Вот и у меня был такой замкомандира взвода сержант Агеев Филимон. Ему 44, а мне 18. Разница большая. Когда мы оставались вдвоем, он мне говорил: сынок, ты внимательно слушай, что я буду тебе объяснять. Но когда мы в присутствии других, он ко мне обращался, как положено, — «товарищ лейтенант». И я был, конечно, ему очень благодарен, что он соблюдал субординацию.

Но меня, конечно, заносило, если так можно сказать. Я хотел отличиться и поставил перед собой цель достать «языка». Он меня удерживал, говорил: «Ты не достанешь никакого «языка», но тебя обязательно убьют. А кто будет за тебя воевать дальше? А кто будет идти к победе, как ты можешь это объяснить? Вот расскажи мне, обычному человеку, я, так сказать, от народа тебя спрашиваю – кто будет добывать победу?

Эти слова заставляли меня приземляться, не витать в облаках, а приземляться, и вспоминать о своем взводе.

Альберт ЛИХАНОВ: Все-таки вы внимали старшему?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, вот это умение внимательно подумать, обсудить со старшими, проанализировать и сделать правильный вывод – это он во мне воспитал, именно этот сержант из Абакана. Он зародил это чувство, и оно не покидает меня до сих пор: не торопись, спокойно разберись.

Альберт ЛИХАНОВ: Вы от Сталинграда дошли до Берлина, до Зееловских высот. И вот за эти годы вы выросли не только как каждый человек, но вы еще выросли как офицер, как командир. Расскажите, как получили первый боевой орден.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я получил его за форсирование Днепра.

Альберт ЛИХАНОВ: Сколько же вам было?

Валентин ВАРЕННИКОВ: А было мне 19 лет, 43 год.

Альберт ЛИХАНОВ: Вы командовали каким подразделением?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Был уже заместителем командира 100-го Гвардейского стрелкового полка 35 дивизии. Должность подполковника, а я был старший лейтенант, и решал задачи, так сказать…

Альберт ЛИХАНОВ: Замком полка?

Валентин ВАРЕННИКОВ: И это пехотный полк. Как известно, от Сталинграда до Берлина немало верст, и это все пешком, это же все-таки стрелковый полк, не танковый или тем более авиационный полк, который перелетает от аэродрома к аэродрому. Я очень глубоко уважаю танкистов, а особенно летчиков, каждый взлет – это ведь риск для жизни. Но летчик все-таки решает боевую задачу, а потом возвращается на базу и может как-то расслабиться. А пехота, сама пехота – не артиллерия пехотного стрелкового полка – никогда не имела такой возможности, потому что постоянно находилась в соприкосновении с противником, днем и ночью, зимой и летом, мы обязаны были вести боевые действия. Пехота – царица полей, как говорят в народе. И она несла самую сложную миссию на своих плечах, она непосредственно освобождала населенные пункты и нашу священную землю, и она непосредственно уничтожала те или иные группировки противника.

Альберт ЛИХАНОВ: В ваших мемуарах есть эпизод, где вы совершали сначала бросок, а потом вы вынуждены были отступить. И туда и обратно, кажется, по 160 километров пешком, в обход населенных пунктов. Вот отступление – ведь оно для молодого офицера тоже было своего рода испытанием. Расскажите, как вы воспринимали это.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно, было на войне все. Тот отход от Днепра к Северному Донцу был мрачный, тяжелый, сложный. Это происходило еще и потому, что вообще-то нам приходилось двигаться в основном ночами, а в дневное время, используя лесные массивы, отсиживаться, потому что авиация противника могла нанести удар. Это сложно. Но должен сказать, что несмотря на это, у каждого было чувство, что это временные действия – отход. Уже под Сталинградом мы поняли, что наступил коренной перелом в ходе не только Великой Отечественной войны, но и всей Второй мировой войны. Поняли, что победа за нами и, хоть еще она далека, но уже просматривается на горизонте. И поэтому это отступление хоть и мрачная страница в наших действиях, и моих лично, но мы были полны решимости и полны уверенности в том, что еще совсем немного и перейдем в наступление. И это совершилось. Летом 43 года, когда состоялась битва под Курском, — а мы были южнее, в районе Изюма, — мы прорвали оборону. Я, кстати, являюсь почетным гражданином города Изюма. Вот так получилось. Прорвали оборону в районе Изюма, развили наступление и прошли до Одессы, освободили ее, а затем вышли к Днепру.

Альберт ЛИХАНОВ: А вот что у Днепра. Были замкомандира полка по артиллерии…

Валентин ВАРЕННИКОВ: Мне подчинялись три батареи, которые являлись полковыми батареями, и три минометные роты, которые входили в состав батальонов.

Альберт ЛИХАНОВ: Как вы переправлялись?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Переправлялись через Днепр на подручных средствах. Не было еще в 43 году у нас достаточно механизированных средств для форсирования. И вот на подручных средствах…

Альберт ЛИХАНОВ: Это что – плоты?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Это мы делали плоты. Мы когда вышли к Днепру, то создали такую у противника видимость, что мы не собираемся здесь форсировать. А в ночное время готовили плоты, подбирали все, что возможно, и бочки брошенные, и бревна, и вынуждены были разбирать строения, потому что другого выхода не было. Делали плоты, подтягивали к воде, маскировали все это. У немцев был самолет двухкилевой, рама – называлась, который имел отличную разведывательную аппаратуру, и он прекрасно распознавал, что происходит на земле. Поэтому мы блюли порядок и маскировались как следует. А когда наступило время Ч, как мы это называли, мы решительно и на широком фронте начали форсировать. Это было ночью, точнее перед рассветом. Однако уже передовой отряд на середине реки был обнаружен. Немцы включили прожектора. Но мы все-таки переправились. Это было очень тяжело. Конечно, потери большие. Тихоходные наши средства на веслах, широкая часть реки, участок был очень широкий, фактически – лиман. Это-то как раз и вводило в заблуждение противника, мол, мы здесь не можем форсировать, потому что очень тяжело. И он, конечно, не имел в этом направлении крупных резервов, а только то, что требовалось для береговой обороны.

Но мы форсировали, преодолели очень сложный рубеж. Ведь правый берег Днепра высокий, пляж небольшой, там всего каких-нибудь 10-20 метров, и сразу начинается круча. Но мы смогли забраться на эту кручу и захватить первую траншею, затем вторую траншею.

Альберт ЛИХАНОВ: С орудиями?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, на лямках тянули 45-миллиметровые и 76-миллиметровые орудия.

Альберт ЛИХАНОВ: Вот этот штурм Днепра – он ведь, наверное, для вас был еще какой-то еще школой молодого офицера? Это была ведь тяжкая работа и работа, наверное, тоже в основании мужества находится? Для того чтобы штурмовать Днепр, приходилось вам какие-то новые качества в себе вырабатывать?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я должен сказать, что вообще эта школа началась уже со Сталинграда. Сталинград, бои на Северном Донце, прорыв обороны и выход к Днепру – это, конечно, тяжкая работа. Не зря каждый день фронтовикам засчитывают за три. Почему? Потому что именно ускоренным темпом человек созревает и мужает в боевых условиях. Это на любой войне. Это в Великую Отечественную войну, и вот я был практически всю войну в Афганистане, и в Афганистане то же самое. Мне приходилось быть на боевых действиях и в Сирии, и в Эфиопии, и в Анголе. И хочу сказать, что человек, который побывал в боях, это уже другой человек. Он уже сформировался иначе, у него уже чувство локтя, чувство товарищества, чувство долга, помощи. Это чувство особо развито. И самое главное, что у него развито чувство честности и благородства. Это для фронтовика особенно характерно.

Альберт ЛИХАНОВ: Пехотный лейтенант – это же особая как бы должность… Вообще это главный убойный материал, они шли первыми в атаку, эти мальчики. Был у вас 44-летний наставник, но в бой-то вы должны были по должности идти первым?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно. Я хочу сказать, что и ротный командир, да и батальонный командир, вот это звено, которое мобилизовало и вело в бой своих солдат, и народ, подчиненные солдаты, конечно, зорко смотрели на действия командиров, ведь от них очень многое зависело, часто зависела солдатская жизнь.

Альберт ЛИХАНОВ: Валентин Иванович, с каким чувством вы пришли в Берлин? Штурм Зееловских высот, эта придуманная Жуковым атака с прожекторами. Как я понимаю, вы шли под этот свет прожекторов за танками. Так ведь?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я хотел бы заметить, говоря о войне, что наше руководство, Сталин, в частности, начиная с 41 года просил наших союзников, чтобы они открыли второй фронт. Не открывали они второй фронт. Почему? Да потому что они хотели, чтобы русские и немцы, столкнувшись, иссякли, а потом они бы продиктовали условия послевоенной жизни. Но этот не получилось. Мы из года в год становились все сильнее и сильнее. Мы гнали немцев. Союзники увидели, особенно после Сталинграда, что надо как-то иначе поступать, и в конце концов летом 44-го открыли второй фронт, потому что видели, что мы уже очистили свою землю от оккупантов и готовы решить эти задачи в отношении всей Европы. Нельзя было отдавать лавры победы только нам.

И вот мы, захватив плацдарм на Висле, вдруг получаем команду о том, чтобы перейти в наступление – это уже зимой 45 года – раньше установленного срока. Почему? Да потому что в Арденнах немцы дали как следует нашим союзникам, и они катились к Ла-Маншу. И Рузвельт и Черчилль слезно просили Сталина, чтобы мы раньше срока перешли в наступление. Мы перешли с Вислы, с целью отвлечь силы, и этого достигли. Немцы прекратили свое наступление в Арденнах, перебросили около 15, в том числе танковых, дивизий и авиацию на наше направление.

Мы вышли к Одеру, захватили плацдарм. Там, кстати, я получил третье ранение. На Висле у меня было второе, на Одере третье. На Одере небольшое, я ненадолго задержался в медсанбате и участвовал уже в главном наступление.

Уже на Висле мы твердо знали, что все предрешено – победа за нами.

Переход в наступление ознаменовался очень интересными такими моментами, которые особо характеризуют творчество и талант полководца Жукова. Он применил необыкновенный ход. Он создал группировку из двухсот прожекторов, поставил на переднем крае, и когда мы перешли в наступление, то он включил эти прожектора, и прожектористы водили лучами по переднему краю, тем самым ослепили врагов. Я один раз обернулся, я сам был не рад, что я взглянул, а просто интересно было, а как это, какой эффект производит вот этот свет. Действительно, он ослеплял.

Альберт ЛИХАНОВ: А где вы шли, какое ваше место было?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я шел со своим командным пунктом, вместе с командиром полка, я был замком полка. Передняя цепь наступающая, вторая, сразу за ними командные пункты двигались…

Альберт ЛИХАНОВ: А танки впереди?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Танки впереди. За ними пехота. И вот мы уперлись в Зееловские высоты. Зееловские высоты, конечно, это сопротивление, оборудованы были сильно и сопротивление там оказали немцы очень сильное.

Вообще надо сказать, что немцы – хорошие вояки. И если кто-то их хвалит как военных, то правильно делает. Однако нам льстит, что мы хороших вояк разгромили. Никто в мире не мог их даже остановить в Европе, не говоря о том, чтобы нанести поражение.

Альберт ЛИХАНОВ: Все-таки это почти последние бои. Уже все осознают, что почти в Берлине, да? Ощущение, что скоро победа. А ведь умирать-то в эти дни особенно не хочется?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Это верно. Но я вам честно скажу о себе. У меня не было страха, что меня убьют. Я был, ну как бы уже удовлетворен тем, что победа-то будет. Это победа нашего народа. Это очень важно. Я совершенно не задумывался о себе. А то, что гибли люди, и жалко было – это факт. Вот обвиняют некоторые, даже военные, Жукова в том, что он мог бы как-то сманеврировать. Нет. Он ввел одну танковую армию, потом вторую. Протаранить надо было. И он добился своей цели правильно.

Альберт ЛИХАНОВ: Хемингуэй, который немало писал о войнах, такую сделал запись: человека можно уничтожить, но его нельзя победить. Такая идея – она была у вас?..

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно! В этой идее просматривается патриотизм. Ведь человек, который является истинным патриотом, готов на любое, в том числе и на самопожертвование во имя своего Отечества.

Альберт ЛИХАНОВ: Теперь расскажите о ваших чувствах, когда вы пришли к рейхстагу.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Меня с фотографировали на фоне Бранденбургских ворот. Это рядом с рейхстагом буквально. Мы пришли утром 2 мая, еще стрельба была, и мы вошли, ну, просто интересно посмотреть рейхстаг, рейхстаг уже взят. Это мощное здание с сильно развитыми подвальными сооружениями. В подвалах был у них госпиталь. Там много было раненых немецких солдат и офицеров. И я прошел со своей группой управления практически все здание, несколько помещений наверху посмотрел. Еще кое-где наверху стрельба. Чувство какое? Было приятно, конечно. Это было очень хорошее такое, доброе чувство. И в то же время было чувство такое, что я не мог никак понять, а как же дальше, а что же мы будем делать? Ну, вот закончилась война, а что же мы будем дальше делать?

Альберт ЛИХАНОВ: А вы не знали, что будете кадровым офицером?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Нет, я совершенно не думал об этом. Я мечтал о том, что буду строить корабли. Я когда учился в школе, то конструировал кораблики и имел связь с Ленинградским кораблестроительным институтом. Я послал туда свою модель, получил грамоту от этого института. И мне ребята говорят: ну, все, ты обязательно в институт этот попадешь. И у меня была мечта быть корабелом. Так что сразу после Победы я упорно настаивал, чтобы меня уволили. Тогда ведь расформировали многие части. А меня не увольняют. Я тогда обратился к руководству, и мне это руководство объяснило: вам надо подумать о том, что вы будете служить и дальше, нам нужны кадры. Я задумался.

Альберт ЛИХАНОВ: Давайте вернемся в Москву, к Параду Победы.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я был в составе сводного полка Первого Белорусского фронта, который принимал участие в Параде Победы. Когда мы репетировали на Ленинградском шоссе, в Ворошиловских казармах мы находились, к нам дважды приезжал Жуков. Когда во второй раз он приехал, была такая непринужденная беседа. Он рассказывал, как будет проводиться парад, кто приглашен, какова процедура. И вдруг говорит: должен пролететь самолет и на нем привезут Знамя победы, надо будет создать почетный караул. А я стоял напротив него. И вот он сказал, показав на меня: «Вот этого гусара назначить начальником почетного караула».

Альберт ЛИХАНОВ: Значит, гусарский вид у вас был?..

Валентин ВАРЕННИКОВ: Может быть, длинный, худой, подтянутый. Я, конечно, гордился, что так посчастливилось… В назначенное время поехали на центральный аэродром. Прилетел самолет, вышли те, кто водружал это знамя на рейхстаг – Егоров, Кантария, Самсонов, вынесли это знамя. Я принял, передал знаменосцу. На аэродром приехало руководство, правительство, военных много, военачальники. Мы прошли торжественным маршем вместе со знаменем мимо этого руководства. Ну, а на завтра – Парад на Красной площади.

Альберт ЛИХАНОВ: Валентин Иванович, а священный трепет перед святынями, перед знаменем, перед оружием, понятие офицерской чести – ведь это же тоже составляющие части патриотизма, нравственности человеческой?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно, конечно!

Альберт ЛИХАНОВ: А теперь давайте мы перескочим через десятилетия. Вы служили в Заполярье, были командующим военным округом, занимали большие посты в Министерстве обороны, вплоть до Главкома сухопутных войск, заместителя министра, и вот Афганистан. Совершенно непохожая война на то, что было с Германией. Да и войной-то, по-моему, ее не называли.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Не называли, но она была.

Альберт ЛИХАНОВ: Ведь и там люди погибали. Вели себя геройски. Вот и вы удостоены именно на этой войне звания Героя Советского Союза. Так вот, — ощущения, похожи ли они были на то, что происходило с вами во время войны с немцами?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Нет, это было другое чувство. Мы воевали на чужой земле. А чувство, которое владело нами, — воинское чувство долга.

Хочу сказать, что неправильно некоторые средства массовой информации освещают наше пребывание в Афганистане. Во-первых, надо сказать, что мы категорически отвергали вообще введение туда войск, если говорить о Генеральном штабе и о Косыгине, который поддерживал Генеральный штаб. Потом когда состоялось все-таки это политическое решение, а тогда была все-таки «холодная война», — военные выполнили свой долг. Но мы не ставили перед собой цель кого-то победить, кого-то подавить, кого-то оккупировать и что-то от этого иметь, нет. Мы входили туда для того, чтобы стабилизировать обстановку.

Альберт ЛИХАНОВ: И вот из Афганистана, из одного пламени да в полымя – в Чернобыль. Как так произошло, что вам поручили действие военных в Чернобыле, хотя афганские события еще не завершились и вы оказались на двух очень разных фронтах?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно, для нас было крайней неожиданностью эта трагедия на атомной станции.

Где-то в первых числах мая мне позвонил начальник Генерального штаба Сергей Федорович Ахромеев и сказал, что, очевидно, вам придется приехать, заняться Чернобылем. Очевидно, потребовался мой оперативный опыт, чтобы решительно там изменить обстановку.

Альберт ЛИХАНОВ: Значит, все-таки решительность – черта вашего характера…

Валентин ВАРЕННИКОВ: Ну, не знаю, может быть. Опыта хватало. Командовал четырьмя полками, дивизией, корпусом, армией, округом, родом войск. В общем опыт был, поэтому, я так думаю, и решили поручить это мне. Я сразу понял, что на меня возложена очень большая ответственность – надо спасать страну.

Альберт ЛИХАНОВ: То есть это долг в высшем понятии, когда профессиональное военное управление гарантировало быстрейшее закрытие реактора.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Разумеется, военные наиболее эффективны в экстремальных условиях, наиболее эффективно могут действовать и наводить порядок.

Альберт ЛИХАНОВ: И с этим справились. Валентин Иванович, в вашей судьбе все-таки было совершенно экстраординарное событие, когда вдруг вы – сталинградец, Герой Советского Союза, чернобылец, руководитель наших войск в Афганистане, участник штурма Берлина, начальник роты почетного караула при знамени Победы, и вдруг, несмотря на все это, вас обвиняют в измене Родине. Какие чувства вы испытали прежде всего? Вы с вашей прямой судьбой, которая не отклонялась ни в какие дебри и кущи, — прямая, чистая, ясная, героическая судьба – и вдруг такое обвинение? Как перенесли обвинение в заговоре?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Ну, сначала я думал, что это недоразумение. Когда был арестован и полтора года сидел в «Матросской тишине», я все эти годы писал в Верховный Совет, непосредственно Председателю Верховного Совета и Президенту о том, чтобы рассмотрели мое требование. Я не просил помилования и не стремился к тому, чтобы сжалились надо мной, я писал и просил об одном – чтобы создали парламентскую комиссию, которая бы разобрала – а что же произошло в стране? Понимаете, я был до этого народным депутатом СССР. И когда были события в Тбилиси, даже не в Грузии, а только в Тбилиси, то мы создали парламентскую комиссию. Ее возглавил, кстати, Собчак. Туда вошло много таких высоких деятелей, которые разобрались в течение нескольких месяцев, а что же произошло, кто виноват, какие меры надо принять и так далее. Конфликт только в одном городе – и комиссия была. А здесь по всей стране прокатилось это событие августа 91 года, и никто ничего не расследует!

Я, конечно, был возмущен. Все время об этом писал. Но когда все-таки следствие закончилось и нас выпустили с подпиской о невыезде, и готовился суд. то я, ознакомившись с делом, понял, что я имел дело не с лицами, которые заблуждались, которые допускали ошибки, а понял, что я имею дело с предателями нашего народа. И вот когда нас первый раз судили, — нас было двенадцать, — то успели пропустить четверых, в том числе и меня. На мне закончился этот суд, потому что объявили о том, что амнистия будет. Председательствующий суда объявил, что я вам буду объявлять об амнистии, вы должны сказать каждый свое отношение – принимает он амнистию или нет.

Альберт ЛИХАНОВ: Ведь амнистия бывает тогда, когда люди признают свою вину?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Как возникла амнистия? Когда Ельцин расстрелял Верховный Совет и там погибло не 148 человек, как сказано, а тысячи, и новый Верховный Совет создал комиссию по расследованию этого факта, он почувствовал, что события могут повернуться не в его пользу, и решил пойти на этот шаг – объявить амнистию, но в обмен на то, что комиссия будет распущена. Первое постановление Верховного Совета было: объявить амнистию и отпустить тех, кто поддержал ГКЧП, и кто был арестован, когда расстреляли Верховный Совет. Второе – распустить комиссию, которая обязана была события октября 93 года расследовать. Вы понимаете – размен. Поэтому мы попросили тайм-аут, то есть дали возможность собраться этой группе в двенадцать человек, и обсудить вопрос.

Все начали говорить о том, что надо принять амнистию. Я возражал – ну как же так, ведь мы ни в чем не виновны, мы боролись за сохранение Советского Союза, за недопущение развала страны, в конце концов мы не должны идти на поводу, на этот размен, который затеял Ельцин.

Альберт ЛИХАНОВ: Вы один не согласились с амнистией.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я принял решение, несмотря на то, что меня остальные уговаривали, не принимать амнистию, а идти на суд. Своих коллег я понимал и сейчас понимаю очень хорошо. В каком смысле? Чисто по-человечески. Вы понимаете, угроза-то какая была! Мы по статье, которую нам предъявляли, могли получить от 10 до 15 лет строгого режима или расстрел с конфискацией всего имущества. При этом Ельцин сказал: присудить им всем расстрел, а они пускай челобитные пишут, а я буду принимать решение, кого помиловать, а кого нет. Ясное дело – риск предельный, и я никого не осуждаю. Но сам я не принял такого решения. Я настоял на том, чтобы меня судили. И меня судили.

Альберт ЛИХАНОВ: Валентин Иванович, но вы сознавали, что может быть расстрел?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, конечно.

Альберт ЛИХАНОВ: То есть вы шли на жесткую сшибку?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Разумеется, конечно.

Альберт ЛИХАНОВ: Вот как вообще вы сами себя оцениваете… Это все-таки…

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я себя никак не оцениваю. Я считал, что народ должен знать правду. Суд открытый, и я на суде намерен был рассказать эту правду. И я этого достиг.

Альберт ЛИХАНОВ: Короче говоря, это был вопрос чести.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, разумеется, конечно.

Альберт ЛИХАНОВ: Теперь давайте поговорим о нынешних новобранцах, о том, как ребята не хотят в армию идти, их всячески обрабатывают на эту тему, внушают, среди прочего, что стыдно быть патриотом…

Валентин ВАРЕННИКОВ: Сегодня быть патриотом очень ответственно и очень важно.

Альберт ЛИХАНОВ: И не так просто.

Валентин ВАРЕННИКОВ: И не так просто. Нравственность, духовность испытывает деформацию, ломку. Запад с помощью доморощенных доброхотов переполнил страну духовными помоями, грязью с таким расчетом, чтобы наша молодежь, да и не только она, активно деградировала, утратила наши исторические достоинства. Патриотизм подвергается гонению, высмеивается.

Альберт ЛИХАНОВ: Вам в ваши семнадцать лет было легче, чем нынешним ребятам?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Конечно же легче, потому что я был не один, миллионы были воспитаны в духе верности стране. А сейчас это сложно…

Альберт ЛИХАНОВ: И правда сегодня не очевидна.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, и правда-то не очевидна. Позор, когда наши соотечественники, а не иностранные политологи, социологи, историки, льют грязь на Россию, на Советский Союз, на наше прошлое, на Россию сегодняшнего дня. Посмотрите, накануне 60-летия победы под Москвой и разгрома немцев появляется статья Гавриила Попова под названием «Разгром Красной Армии под Москвой». Это вообще дикость какая-то.

Также и со Сталинградом… Вылез какой-то теоретик и разбирает, что правда и что ложь о Сталинградской битве, выдумывает, что у нас было превосходство в пять раз, что все наши генералы перебежали на вражескую сторону. Сплошная ложь. И как в ней разобраться молодым-то?

Альберт ЛИХАНОВ: Какие качества должны вырабатывать в себе нынешние ребята с тем, чтобы помнить нашу историю, верить нашим ближайшим предкам – если не отцам, то своим дедам или своему прадеду? Часто ребята, живя даже в местах боев исторических, слабо об этом знают, ленятся спросить у тех стариков, кто тут воевал, кто тут жил, как это все происходило. Нужно ли воспитывать в себе чувство историзма, знания и причастности к прошлому?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Эти качества есть в душе у каждого человека. Но молодым надо помочь. Мы обязаны это сделать. Мы должны возродить эти все книги, которые воспитывают человека. Вот «Молодая гвардия» или «Как закалялась сталь». Мы должны в наших учебниках по истории показывать правду, без пропусков, без пробелов и таким образом дать понять молодому человеку, в какой стране он живет, воспитывать в нем гордость за все то, что сделали предки наши, начиная с далекой истории и кончая двадцатым веком. Мы должны им помочь. И этим должно заняться в первую очередь государство. В стране есть программа «Патриотическое воспитание граждан России» на 2001-2005 годы. Вот даже в рамках этой программы и то мы обязаны многое делать, но почти ничего, к сожалению, не делается. Я думаю, что президент совершит решительные шаги в этом отношении.

Альберт ЛИХАНОВ: И все-таки, наверное, ребятам нужно помогать еще ближним, семье, родителям, не все слушать, что говорят с экрана, а сортировать эту информацию, вырабатывать в себе верность своим предкам. Сообща сегодня отыскивать истину.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Правильно. Но надо чтобы родители сами были убеждены и понимали, где правда, а где ложь.

Альберт ЛИХАНОВ: Хотелось, чтобы правда побеждала, как она победила хотя бы применительно к вам лично, Валентин Иванович. Вот вы побывали в «Матросской тишине», знаете, что это такое. Но всю-то вашу жизнь предыдущую я бы сравнил с туго натянутой струной: и Сталинград, и Берлин, и служба в армии в мирное время, и Афганистан, и Чернобыль. Вы, наконец, начальник роты почетного караула при знамени Победы… Герой и враг в одном человеке – такого не бывает. И признание вашей личности, утверждение вашей чести – тот факт, что вы открываете первое заседание новой Государственной Думы и произносите достойные слова, обращенные в том числе и к молодым. Это многого стоит.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Да, я сказал, на что нам надо обратить особое внимание, чтобы жизнь народа стала лучше.

Альберт ЛИХАНОВ: И важен такой простой факт, что вы еще глава общественной Ассоциации героев России, Героев Советского Союза, полных кавалеров ордена Славы. Вы их лидер, их знаменосец, их предводитель. Это вселяет надежду на то, что истинные герои нашей страны не бросили своих детей и внуков, а передадут им свое достоинство.

Валентин ВАРЕННИКОВ: Будем стараться.

Альберт ЛИХАНОВ: Валентин Иванович, а если бы вам нужно было новым мальчикам что-то сказать, подарить девиз для любого мальчика, что бы вы сказали?

Валентин ВАРЕННИКОВ: Я бы сказал, что он должен любить свой народ, любить свою Родину и беречь свою честь.



Беседа опубликована в газете «Трибуна» 6 мая 2004 года